***
Сначала Артур не хотел надевать кольцо. Вернее, хотел, но он ведь обещал Карине… Это кольцо давно его волновало. Всякий раз рядом с Кариной ему казалось, что они не вдвоем. Как будто это колечко, которое он давно заметил, было живым организмом и несло в себе образ того Древнего, которого он ненавидел до глубины души.
Он лежал, ощущая рядом тонкое любимое тело, боролся с искушениями, неизбежными в такой ситуации, и тихонько гладил ее по голове. Пусть поспит. Не обязательно ей знать, что он тут рядом изнывает от страсти.
Но одно искушение стало всепоглощающим. Сняв с Карины кольцо, он положил его на полочку. И теперь правым плечом постоянно ощущал, что оно рядом. Это было навязчивое, зудящее чувство, … Карина ведь ничего не узнает...
Артур протянул руку и надел кольцо на безымянный палец. Поднес к глазам. Странно… Только что кольцо было на тоненьком Каринином пальце. Но и на палец Артура оно село, как влитое. Как будто всегда здесь было.
Ничего не происходило. Кольцо и кольцо. Артур усмехнулся и уже собирался снять его.
Но тут он услышал…
Ее спящий разум был похож на зверька, свернувшегося в норе. Но если внимательно смотреть и слушать, то за этим мнимым покоем было много всего...
В Карине было много боли. На мгновение сердце Артура сжалось от жалости. Он даже представить себе не мог, сколько ее там — погибшая Земля, страшная правда на суде, одиночество... Но там было много и любви. Не к нему, не к Артуру.
Любви к тому Древнему. Глубокой, нежной, неубиваемой. Артур сжал руку в кулак. Как она может любить того, кто уничтожил ее планету? Как это вообще возможно... А она ведь верит, что это так, он явно ощущал это, словно кольцо мгновенно сделало его телепатом.
А его, Артура... его там было так мало! Так ничтожно мало, по сравнению с этой всепоглощающей любовью. Что было к нему? Много благодарности. Была и любовь, но не та, что он хотел. Любовь к брату, к другу. И лишь немного, совсем чуть-чуть — к мужчине. Даже скорее память о любви, а не любовь.
...А еще там было много чувственных воспоминаний о безбрежной, непостижимой близости, какой-то нечеловеческой, непознаваемой для него. Близости с тем чудовищем.
Артур закусил губу и впился ногтями себе в бедро. Вот значит как, подумал он. А он то, дурак, верил, что она лишь загипнотизирована, что на самом деле любит его, Артура. А все оказалось не так...
Мир рухнул. Что ж... Вот, значит, она какая. Любит чудовище, а значит, и сама чудовище. А он берег ее, защищал, старался быть рядом, не торопил с решением... Ждал. Мучился.
Жалкий идиот! Тебя обвели вокруг пальца! Она брала от тебя все, что ты давал, пользовалась, принимала. А сама все так же любила того Древнего. Тебя же водила за нос, держала на удобной дистанции, так, чтобы не потерять полностью, но и не приблизить до конца.
Артуру снова захотелось свернуть ей шею. Так просто сейчас — лишь протянуть руку. Может быть, она даже не успеет проснуться. Впрочем... Нет, он должен увидеть ее глаза перед этим, а она должна услышать его слова...
Артур ужаснулся на самого себя, унял дрожь гнева, охватившую душу и тело, тихонько встал и пересел в кресло напротив. И смотрел на нее, сдерживая то, что горело внутри. И слушал, слушал...
А потом ему уже не нужно было слышать ее разум. Все было и так ясно. Слова, срывавшиеся с ее губ, когда она металась на кровати — как будто бежала — говорили то же, что ее спящий разум.
...После ей снились странные кошмары. Впрочем, Артур знал их — она всегда видела зеленый туман. А он так жалел ее раньше, берег, успокаивал, когда она просыпалась в холодном поту. Его сердце сжималось от жалости и боли тогда, давно... Ему вспомнилось, как он дал себе слово, что вытащит ее после гибели МО728, как спасал из Розового Замка, как отчаянно метался по Вселенной в поисках похищенных... Горькие — и злые — слезы выступили на глазах. Какой же он идиот...
Пусть она мучается. Заслужила. Она заслужила куда больше. Низкая тварь, подстилка Древнего. В какой-то момент ему показалось, что он все же встанет и… да зачем ломать шею, достаточно зажать нос и рот рукой. И все закончится очень быстро.
А перед смертью она откроет глаза и увидит в его лице возмездие за все. За свою жалкую низость, за свое предательство. Она ведь предала его... А он, придурок, списывал все на гипноз...