Пленными в Хонштайне главным образом были французские офицеры: в ранге до полковника примерно сотня плюс 28 генералов. А также 7 голландских и 27 польских генералов и их ординарцы различных национальностей. Они оценили подход нашего генерала. Все очень корректно, хлопот у нас практически не было. Каждые две недели заключенные устраивали развлечения, и комендант, регулярно принимая приглашение, отмечал данное событие собственным визитом. В такие вечера в качестве своего вклада мы ставили вино для всех.
В Хонштайне попытка побега случилась только раз. Два голландских офицера спустились по утесу на пожарном шланге, но их быстро поймали. Старший французский офицер, старший по продолжительности службы, был полковником. Мы дали ему пишущую машинку под честное слово, и он усердно трудился над «Причинами разгрома Франции». Он приписал все марксистскому коммунизму и последующему провалу французской парламентской власти, с вытекающими оттуда несовершенствами в обучении и снаряжении вооруженных сил. Из времени, проведенного мною в этом лагере, я помню всего лишь один пустяковый инцидент, который вызывает у меня неприятные воспоминания, хотя он, разумеется, никогда не сравнится с тем, что вскоре начало происходить в Кольдице.
Голландские беглецы были переведены в другой лагерь, и на обыске перед их отъездом мы нашли список всех заключенных в Хонштайне, с именем, рангом, домашним адресом и военными характеристиками. Комендант приказал конфисковать список, хотя и после некоторых колебаний. Мы в службе охраны были уверены в существовании второго списка, но генерал категорически отказался разрешить личный обыск. «Я не допущу превышений в выполнении нашего долга», – настаивал он.
Все мы были немного шокированы его позицией. Позже, в Кольдице, я изумлялся, как долго это длилось! Сомневаюсь, чтобы там генерал мог удерживать пленных под контролем, просто полагаясь на свой ранг и уважение, которое он мог бы потребовать к себе как старый солдат. Это было вполне естественно для немцев, испытывавших прирожденный благоговейный страх перед «старым солдатом», и для большинства иностранцев его возраста и профессии. Но среди узников Кольдица таковых было немного.
Генерал был великим семьянином. Сыновья его достигли высоких званий в люфтваффе. Кроме того, он оказался и ярым садовником и с теплотой истинной хозяйки говорил о своем доме и о домах, построенных им для своих детей и внуков. Он испытывал глубочайшее уважение к простым людям и всегда был готов выслушать что-нибудь новое: совет по садоводству, подсказку по хозяйству, новый способ вколачивания интересов в головы детей. Все одиннадцать лет в армии и всю свою гражданскую жизнь я считал уникальным его подход, быстроту понимания и, как следствие, контроль над людьми. Никогда больше мне не доводилось встречать человека, и я должен повторить это еще раз, столь же уважаемого всеми: и теми, с кем он знакомился случайно, и теми, над кем он властвовал. Он был одним из лучших представителей нашей немецкой «старой школы».
За нашим столом не было политики. Партия стояла у власти, а армия реабилитировалась. О большем мы не задумывались.
В ту осень жизнь текла очень приятно. В качестве моего индивидуального исследования комендант выбрал осаду Дрездена в 1813 году и битвы при Кульме и Ноллендорфе. Здесь французы и пруссаки под командованием генерала фон Клейста сражались так яростно, что битва приостановилась лишь на ночь, и никто не знал, кто выиграл или кто оставил больше своих людей на поле брани! Поэтому они провели ночь вместе вокруг больших костров, договорившись не сражаться до рассвета. Только когда взошло солнце, выяснилось, чьим пленником кто оказался и что француз отступает!
Ничто не нарушало нашей мирной рутины – никаких «хлопот» вообще. Мы управляли лагерем в Хонштайне, стараясь следовать Женевской конвенции так тесно, как того требовали ее не очень детальные положения. Данное соглашение было подписано в июле 1929 года и ратифицировано Гитлером в 1934 году. Оно регулировало посещения так называемой державы-протектора, которая делала все возможное для гарантии соблюдения конвенции и гуманности. В этом качестве швейцарцы следили за британцами и сторонниками Шарля де Голля, а позже американцами. Петеновское правительство присматривало за французами. Голландцы находились под опекой шведского государства. Поляки же попали под защиту Международного Красного Креста, потому что, как мы утверждали, польского государства вообще больше не существовало.