— Но чем намеревался заниматься в Англии ваш отец, месье?
— Он посвящал все свое время вплоть до самой смерти вынашиванию замыслов, каким образом вернуть свои поместья.
— Ах, вон оно что! А мы с братом предпочли отправиться в колонии, где можно было сколотить еще одно состояние. К сожалению, когда мы только более менее обосновались в Санто-Доминго, этот чернокожий парень, называвший себя Туссеном де ля Увертюром, подбил всех наших рабов на кровавый мятеж! Поверьте, месье, мы едва унесли оттуда ноги. Если бы нас не предупредил один слуга из дома брата…
— Ах, папа, ты начинаешь все снова! — воскликнула Клотильда, которая слышала эту историю уже более сотни раз, и считала, что это будет столь же утомительно для маркиза, как и для нее самой.
Отец, цыкнув на нее, заставил ее тут же замолчать.
— Мы бежали ночью, захватив с собой только наши драгоценности, самые ценные вещи, наших окаменевших от ужаса женщин и детей, а также немногих из домашней прислуги, которые пользовались нашим доверием. На маленьком суденышке мы отправились во Флориду. Моя двоюродная сестра Лизетт оказалась слабой… — Он опрокинул в рот бокал вина, а стоявший за его спиной слуга тут же наполнил его.
— Какое ужасное было время, — сказала мадам Роже. — Нужно ли сейчас вспоминать об этом, Этьен?
Он не обратил никакого внимания на перебившую его жену.
— А вот теперь умер и мой брат, — сказал он, обращаясь к маркизу. — В своей собственной кровати, от обычной болезни. Но нам с ним все же удалось избежать и гильотины, и мачете! — наконец закончил он, гордо откидывая назад свою седую голову.
— Ну а теперь поглядите на нас! Разве мы себя чувствуем неуютно в этом тропическом раю? Добросердечный Господь оказался таким щедрым по отношению к нам…
Хотя Клотильда умоляла отца не рассказывать в очередной раз историю их спасения, она вдруг почувствовала подходящий момент, чтобы покончить с враждебностью, которую испытывали друг к другу два любимых ею человека.
— Кузина Анжела была десятилетним ребенком, когда мы бежали из Санто-Доминго, — сказала она, обращаясь к маркизу, — а мне еще не было и пяти. Анжела держала меня на руках на протяжении всего этого ужасного путешествия, а ее мать в это время умирала. Она мне так дорога, — закончила она и перевела свои глаза, в которых искрилась любовь, с его лица на Анжелу. — Надеюсь, вы станете добрыми друзьями.
— Надеюсь, что мадемуазель позволит мне стать ее другом, — ответил Филипп. — Но боюсь, она не очень высокого мнения почти о всех представителях мужского пола.
— А вы о представительницах нашего, месье, — отпарировала Анжела.
— Напротив, мадемуазель. — Веселые искорки в глубине его глаз только раздражали ее. — Скажите, какую основную культуру вы выращиваете на своих плантациях?
— В одно прекрасное время это будет только сахарный тростник, — хлестко ответила она ему, словно бросая вызов. Потом замолчала.
— Мой брат проявил большой интерес к выращиванию сахарного тростника во время нашего двухгодичного пребывания в Вест-Индии. Сразу после того, как он приобрел там землю, он начал экспериментировать, — сказал Этьен. — Мы с Анжелой с большим интересом наблюдали за его опытами.
— На самом деле? — переспросил маркиз. — Мне кажется, сахар, выращиваемый в Вест-Индии, значительно лучше по качеству местного. Сахар Луизианы, по сути дела, часто выкристаллизовывается лишь наполовину.
— Вы правы, — согласился Этьен, — но через несколько лет…
В разговор резко вмешалась Анжела:
— Клотильда, не могла бы ты привезти вашего гостя в "Колдовство", где я ему продемонстрирую наши экспериментальные поля.
— Мы приедем завтра же утром, — сказала Клотильда, улыбаясь с облегчением из-за проявленного кузиной доброжелательства.
— А вы хотели бы туда поехать, месье?
— С огромным удовольствием, — ответил с улыбкой Филипп.
Но Анжела расценила его ответ и его улыбку, как проявление терпимости с его стороны, которую она считала просто невыносимой. Она тут же прикусила губу, чтобы грубо не возразить ему и ответить так, как ей этого хотелось бы в эту минуту. Она не понимала, почему сама нарывается на ссору, но как же ей хотелось обрушить всю свою страсть и ярость на этого человека. Это, несомненно, сняло бы с нее ту напряженность, которая довлела, все время усиливаясь, у нее в груди.
"Подали жареную оленину. Значит, придется торчать за столом еще минимум целый час", — подумала Анжела. Она решила привести в порядок свои раздраженные нервы, общаясь только с тетушкой и дядей, и как только после обеда представилась первая возможность, вежливо попросила подогнать к дому ее коляску.