Вдруг из-за белой завесы раздался голос, и хотя слов Трегарт не разобрал, однако интонация была явно вопросительной. Женщина что-то коротко сказала, но, получив ответ, сразу сникла. Догадавшись, что в помощи им отказано, Саймон сжал ее руку в своей.
— Что дальше? — спросил он.
Понять его слов женщина, конечно, не могла, но смысл определила верно. Она послюнила палец и подняла руку. Ветер сдул с ее лица черные пряди, и Саймон увидел на ее щеке багровый кровоподтек и черные тени под глазами. Не отнимая своей руки, женщина повлекла его налево: они побежали по глубоким вонючим лужам, где какая-то зеленая гадость расступалась под их ногами, прилипая к ее голым икрам и его мокрым брюкам.
Они бежали по краю болота, а непроницаемая стена тумана двигалась параллельным курсом. У Саймона сосало под ложечкой, и к тому же он стер ноги в мокрых ботинках. Но рога больше не было слышно — вероятно, собаки сбились со следа.
Они продрались через заросли тростника и выбрались на хорошо утоптанную дорогу, скорее даже на широкую тропу, бежать по которой стало значительно легче.
Уже перевалило за полдень, хотя судить о времени в этом сером сумраке было трудно. Они поднимались круто вверх, когда впереди показались какие-то укрепления из красного камня, напоминавшие грубо сложенную стену; в ней зияла брешь, через которую тропа уходила дальше.
Но уже под самой стеной удача вновь отвернулась от них. Из придорожных зарослей выскочил какой-то черный зверек и бросился женщине под ноги, та упала, вскрикнула и схватилась за лодыжку. Саймон подбежал к ней и, осмотрев поврежденную ногу, понял, что перелома нет, но и продолжать сейчас путь она не сможет. И тут, как назло, раздался звук рога.
— Проклятье! — буркнул Трегарт себе под нос и кинулся к бреши в стене. По ровной, как стол, равнине тропа уходила к реке. Укрыться там было негде. Тогда Саймон внимательно осмотрел стену, быстро сбросил плащ, снял мокрые ботинки и полез наверх. Вскоре он обнаружил небольшой карниз, который с тропы был почти не виден, и вернулся за спутницей, чтобы помочь ей подняться.
Кое-как добрались они до своего не очень-то надежного убежища, а там ледяной ветер заставил их тесно прижаться друг к другу, и Саймон почувствовал на щеке ее горячее дыхание.
Женщину била дрожь, Трегарт набросил на нее свой плащ, она благодарно улыбнулась, и он вдруг заметил, как сильно потрескались ее губы. Вообще, он не решился бы назвать ее красивой — слишком измождена, худа и бледна. И хотя лохмотья едва прикрывали женское тело, он не испытывал к нему никакого влечения. В следующий миг Саймон почувствовал, что женщина каким-то непостижимым образом прочла его мысли, и они вызвали у нее улыбку.
Она придвинулась к краю карниза и прижалась к Трегарту плечом, затем, откинув плащ, положила руку с широким браслетом к себе на колено и начала время от времени потирать пальцами вправленный в него овальный кристалл.
Ветер опять донес до них звуки рога и собачий лай. Саймон достал пистолет, и пальцы женщины устремились к нему, пробежали по холодной стали, словно так она хотела понять, что у него в руке. На тропе появились две белые точки. За собаками следовало четверо всадников, и Саймон сконцентрировал на них все свое внимание.
Они ехали открыто, определенно чувствуя себя в полной безопасности, и это навело его на мысль, что их преследователи еще не знают, что беглецов стало уже двое. Во всяком случае, Саймону очень хотелось в это верить.
Всадники были в железных шлемах с зазубренными гребнями, верхнюю часть их лиц прикрывали резные забрала. Камзолы, напоминавшие покроем гимнастерки, были зашнурованы от пояса до горла. На широкой портупее — кобура, зачехленные ножи, а также разной величины сумки и прочее снаряжение, о назначении которого Саймону приходилось только гадать. Сине-зеленые камзолы, облегающие штаны и ботфорты — все это очень напоминало военную форму, тем более, что справа на груди у каждого красовалась одна и та же эмблема.
Змееголовые псы бросились к подножию стены и начали злобно скрести ее лапами как раз под карнизом. Помня о давешней бесшумной игле, Саймон выстрелил первым.
Охотник, ехавший впереди, вскрикнул и сполз с седла, но одна нога застряла в стремени, и лошадь потащила по тропе безжизненное тело. Саймон выстрелил еще раз, и второй охотник с криком схватился за плечо. Лошадь, продолжавшая тащить мертвеца, миновала пролом в стене и понеслась к реке.
Собаки примолкли. Они улеглись под стеной, устало вывалив языки, глаза их горели жутким желтым огнем. В Саймоне при виде их глаз стало расти беспокойство, — по лагерям для военнопленных он имел хорошее представление о сторожевых собаках. А эти огромные зверюги явно были убийцами — достаточно посмотреть на их кровожадные морды. Конечно, он мог бы попросту перестрелять их, но не хотелось зря тратить патроны.