Когда до автобуса оставалось еще метра два, туда ринулась Ирэна. У нее сразу же сгорели волосы...
...А что они делали все это время, после «первых секунд бездействия и растерянности»? Как повели себя?..
Землю ковыряли лопатами, ломами, ножами, руками. Чтобы получился проход в огне. Но я видел, как Авдеенко отскакивал. Да, он постоянно обжигался и отскакивал, и протирал очки. Блок рыл руками. Аркадий Иванович что-то говорил ему, помахивая пальцем. Потом мне говорил, потом кому-то еще. На шофере он споткнулся...
Потом я слышал такой быстрый разговорчик:
— Слушай, а ведь у автобуса — бензобак...
— Ну и что?
— А вдруг он того...
— А может, уже.
— А может, нет...
— А может, уже...
— А если все же нет...
Ну, а что ты чувствовал в «первые секунды бездействия и растерянности»? Ты, дружочек?..
Это было, наверно, больше, чем самый страшный страх... А потом, когда она туда прыгнула, уже ничего не чувствовал. Так, надо полагать. Нырнул следом, поскользнулся, упал в горячую липкую грязь, вытащили за ноги, две минуты отходил, поднялся и стал высматривать ее.
Увидел: она кого-то вытолкнула в проход, скорчилась, закрывшись руками, задыхаясь, рухнула на землю.
Я поднял ее и понес на открытое место.
— Зеленицкую! — истерично повторяла она. — Юлю Андреевну! Зеленицкую! Юлю Андреевну!
— Да-да, — отвечал я. — Да-да...
— На пенсию скоро! Внуки! Всю войну! А тут... Слышишь, идиот!!!
— Сама ты идиотка! Куда ты полезла!
— Юлю Андреевну... Всю войну... Пусти!
— Да-да...
Вот ты теперь и имеешь свой «исключительный момент», «исключительные условия». Имеешь?..
Ее буквально оторвали от последней ноши — приварилась. Узнать ее можно было лишь по голосу. Когда ее вынесли, она проговорила только одну фразу:
— Там в окопе... остался...
Потом она умерла...
— Вот и купила внуку матроску Юлия Андреевна, — печально проговорил Аркадий Иванович.
Из двадцати в живых осталось только девять. В том числе и шофер. И Нурин...
Потом был вой сирен, множества сирен...
Ирэну тоже увезли.
— Ты придешь? — спросила она. — Придешь? Будешь приходить в больницу?
— Да о чем ты?! О чем ты?! Я же люблю тебя...
Прощайте, Катя.
Я смотрю на свои ободранные ногти, прожженную и грязную одежду. Я вижу себя сейчас как бы со стороны: растерзанного, лохматого, плачущего; ни единой законченной мысли, ни единого стройного ощущения. Ну да — это уже не я еду, не я сижу вот здесь, один на сидении... Какая это могучая сила: огонь, случай, человеческий порыв... Постой-постой, как это там... Да! «Закат пылал... прямая лента дороги... блеск асфальта... перелески и густые тени...» Все это мне было зачем-то нужно, но я уже не помню — зачем.
Вот это еще только: «они хотели на час раньше». А я отказался. Между прочим, я уже сидел в первом автобусе, но потом решился, вылез, подбежал к Зеленицкой и попросил поменяться: «Мне надо с Ирэной срочно поговорить». — «Пожалуйста, пожалуйста...» И мое место заняла она. В первом автобусе. «На час раньше»...
Теперь о ней будут говорить только хорошо...
— Такая была поездка!..
— Так все прошло чудесно, и — на тебе.
— За это надо судить по самой высшей строгости.
— Допустим, надо, а кого?
— Да, ужасное несчастье...
— Судить-то некого.
— Но кто-то все-таки виноват...
...думали о том, как мало в вихре будней приглядываемся друг к другу, как мало знаем о своем соседе и даже не задумываемся над тем, что мало знаем...
(«Вихри будней»... Какие там в нашем отделе «вихри»...
Мне кажется, что все изменится. Аркадий Иванович будет говорить человеческим голосом, от сердца; не будет лезть с советами Нурин, а если спросят, честно скажет, чего не знает; Авдеенко перестанет играть в сатирика, внимательно осмотрится и поймет, что надо учиться. А Блок... а Блок не станет больше сутулиться и чувствовать себя как в непроходимом лесу. Что касается шефа, то он не будет уже разговаривать с тобой, как с ловкачом, и перестанет стучать карандашом. Мы заживем по-другому. Мы и работать будем по-другому... Истинный коллектив, духовное братство...
Странная мысль, что все мы тут — живы: дышим, думаем, едем... Надо взять себя в руки. Да — несчастье, авария, случай. Ничего не исправить, никто не виноват...
Догадалась Ирэна, что я упросил Юлию Андреевну поменяться местами? Слышала наш разговор? Слышал ли хоть кто-нибудь?..