— У меня память хорошая, Антон.
— А у меня, Скайдритэ... Годы идут, а жизнь на месте. Уже невыносимо одному. Как болезнь проклятая...
— Уж не сватаешься ли?
— Скайдритэ! — сказал он еле слышно. — Хоть псом, хоть тенью позволь мне тут, где-нибудь в углу, на кухне... до конца дней...
— Мы старые люди, Антон, — ответила она, и лицо ее стало непроницаемым. — Мы старые люди, и нам ни к чему что-то менять. Да и нельзя изменить.
— Нельзя?
— Нет, — жестоко сказала женщина и вдруг резко повысила голос: — Не разжалобишь! Ты что же — уговаривать меня пришел?! Ты по мою душу ходишь?!
— Прости, прости, не надо... — И ему вспомнилось, как когда-то она сказала: «Ты что же — не знал, что они по душу его пришли?!» Он вздохнул: — Эх, Скайдритэ! Знаю, знаю все, но ведь вот тут... тут, понимаешь ли, надежда не пропадает. Ведь без надежды нельзя, вот какое дело...
Здесь на пригорке, у полуистлевшей стены было холодно. Невозможно было укрыться от ветра, оставалось только плотнее прижаться к стене и не двигаться. Ветер врывался в окно, качал шторку, шелестел страницами книги. Белесая прядь волос ее шевелилась и вздрагивала. А когда-то она была черной, и подруги называли ее цыганкой...
— Дети у племянниц, наверно, уже большие?
— Да.
— И у младшей уже есть?
— Недавно родила.
— Я слышал, что они тебя все уговаривают в город переехать. Это правда?
— Уговаривают. — Ну и что же ты решила?
— Оставь.
Сказав это, она задумалась, и взгляд ее смягчился и уплыл куда-то в самые дальние дали. И они надолго замолкли.
Перед прощанием он спросил, не надо ли ей помочь в чем, не купить ли, не сделать ли чего по хозяйству, и она, как всегда, ответила — «нет».
— Ты вот что, ты не ходил бы, Антон, — добавила она. — В твои годы это не легко, да и... ни к чему. Сам знаешь...
— Ну, а как же мне все-таки?
И она, отвернувшись, сказала:
— Не знаю...
Последние слова он проговорил только для того, чтобы оттянуть время, чтобы уйти не сразу:
— Ну, до свиданья, Скайдритэ. Пойду... Конечно, я понимаю... А если, может, нужно что будет, так ты передай с почтальоном. — (Он знал, что ничего она ни с кем и никогда не передаст.) — Вот... Ну — пойду. До свидания...
— Иди...
И светящееся окно стало отдаляться.
Внизу его встретил лесной шум и сырой ветер, и он двинулся им навстречу, в обратный путь. Он пошел тем же привычным шагом, но уже без страха на душе, уже опустошенный, потому что теперь — он знал — никто больше не встретится. Теперь можно было спокойно и не торопясь высчитать, когда идти опять.
1968, 1973
Часть вторая
УТРО
КОЛДУНОВ СКЛОН
— Смотрите! Смотрите! Скворча!
— Где?
— Да вон по Переулку пошел!
— Ой! И с корзинкой! Опять по Грибы!
— Ах, Скворча! Ну, Скворча! Ведь струсит же!
— Точно струсит! До Лопухов дойдет и — обратно.
— Ну да? Это ж не первый раз!
— Скворча! Скворча!
Так кричала Вражья Ватага, свистя и улюлюкая и показывая пальцами. А Предводитель, самый длинный и тощий из них, с коростой на губе, петушиным голосом пропел:
— Скво-о-рча! Скворченька-а!
И все дружно захохотали.
И Скворча побежал. Потому что, если бежать, то делаешься все дальше от Вражьей Ватаги, а кроме того, топочут по пыльной Тропке ноги, и Ветер свистит в ушах, и не слышно их разбойных Криков. И не только не слышно Криков, но не слышно и как, словно кудахтая, поддакивает им Изгородь и льстиво скрипит Куст Бузины: «Скворррча... Скворч-скворч-скворч...».
— Злые... Дрянные... Окаянные...
Изгородь закончилась — дальше она разбегается от Тропки в разные стороны. Скворча остановился; прямо перед ним, перекрывая Тропку, расположился Лопух. Он покачивал своими Листьями, словно с укоризной и жалея в то же время. Что ж, он — Друг.
— Бежал?
— Бежал...
— Вот, значит, как...
— Да я их не боюсь. Просто противно, когда они кричат и дразнятся.
— Ну садись, отдохни.
Скворча сел, поставил рядышком корзинку, пригладил волосы и задумался.
— И чего они кричат, — сказал он после долгого молчания, — что я им сделал? Ну что, спрашивается?
— На то они и Вражья Ватага, — ответил Лопух.
— А Изгородь-то чего кричит?
— Ну, эта старая Пустомеля только и ждет как бы к ним подмаслиться: думает, тогда лазить через нее не будут и не повалят. Зря думает — все равно скоро сгинет.
— А Бузина?
— А Бузина подмасливается, чтоб всю на Дудочки не обломали.
Скворча опять помолчал некоторое время, затем сообщил:
— А я по Грибы собрался. У меня Мамка из Города приезжает сегодня, вот я ей и принесу Грибов. Бабушка говорит, ночью хороший Дождик прошел.