Но вот однажды, в день ненастный,
Невдалеке от вод морских,
Увидел витязь холм ужасный
Из черепов, костей людских.
Вокруг ни тропки, ни следочка,
Пустынно, тьма и тишина.
Вдруг, видит Поток на кусточках
Часть лебединого пера.
Поднял былинку, пух прелестный -
По телу хлад волной прошёл...
Перо Марьяны... Это место
Надежду дали, что нашёл.
Она конечно возвратится,
Раз здесь её перо лежит.
Тут отдыхает лебедица
Иль чудеса свои вершит.
В овраге Поток схоронился,
Коню копыта обернул.
Не пил, не ел, не шевелился:
Три дня, три ночи не уснул.
И вот случилось утром ранним -
Он клёкот птичий услыхал,
И вслед за заревом багряным
Он птицу в небе увидал.
На землю птица опустилась,
На ребра, руки, черепа,
И в Марью-Лебедь превратилась
Богов языческих раба.
Мужей своих, что холм костями
Устлали, стала поминать
И, окруженная чертями,
Бросалась в небе танцевать.
И крылья к звёздам воздевала
Все называла имена,
И слёзы-жемчуг проливала,
Как будто сразу всем жена.
Но только Солнце появилось,
Заря по небу разлилась -
Марьяна птицей обратилась,
По небу быстро понеслась.
А Поток следом быстро скачет,
И к ночи он коня загнал,
Благодаря судьбе-удаче
Приморский город увидал.
Здесь и укрылась лебедица...
Иван Окульевич тут царь,
Сей град - Иванова столица,
И вместо гальки здесь янтарь.
Наш витязь смело в град заходит,
Как гость купеческий древлян,
Богатый торг он там находит:
Шелка, и бархат, и сафьян.
И чудеса, и говор странный,
Со всех земель товар лежит,
Огромный идол окаянный
На главной площади стоит.
Глазами идол тот сверкает
И говорит как человек,
Жизнь и судьбу он предрекает -
Кому какой отпущен век.
И плещет музыкой великой
Волна тут бьющая в гранит,
Хвала торговле здесь великой,
Как песня чудная звучит.
Среди толпы вечерней праздной
Он главной площадью прошёл,
И, не замечен, в терем красный
Проник, и в горницу вошёл.
Там перед зеркалом хрустальным
Сидела Марья, бровь черня,
И пела голосом печальным,
Слова неспешно выводя:
"Судьба, закончи дни пустые
И отнеси в заветный край
За море, горы золотые,
Где мне начертан вечный рай!"
О нивах, реках полноводных,
И смехе детском, и любви,
О поединках благородных
Слова прекрасные текли...
Тут Поток к Марье подступился -
Она от страха поднялась.
Вскричать хотел, но вдруг смягчился -
Она слезами залилась:
"Уже не чаяла, любимый,
Тебя на свете увидать
И в заточении постылом
В тоске решила умирать!"
Марьяна к Потоку приникла,
Рукою белой обняла
И взглядом внутрь его проникла,
К столу тихонько повела:
"Не верь наветам, Поток славный,
Меня насильно привели,
Сюда из Киева коварно,
На этот мрачный край земли.
Ты забери меня отсюда,
Свободы здесь мне не видать,
С тобою счастлива я буду,
Детишек буду наживать!"
Большую чашу выставляет,
Сажает витязя за стол,
Вино в ту чашу наливает
И продолжает разговор.
Глядит влюбленными очами,
И хлеб и чашу подаёт,
И за елейными речами
Сама стоит, вино не пьёт.
"Ты не тревожься, все в отъезде:
И царь Иван, и двор его.
Мы убежим отсюда вместе,
Когда стемнеет. Пей вино!"
Вот Поток пьёт, да не пьянеет,
И пена у него из уст,
И тело быстро каменеет,
И витязь падает без чувств.
Ему погрезились походы,
Вращенье звёзд, снег по весне,
Неистребимая свобода,
Смерть, жизнь и крылья на спине.
Везде Марьяна там царила,
Золотовласа и стройна,
Любовью страстною дарила,
Поила счастьем допьяна.
А Марья хлопнула три раза,
Сказала: "Вечных чёрных снов!
Эй, слуги! Выносите сразу
Его на поле валунов
И хорошенько закопайте! -
Она добавила, смеясь:
- Могилу лучше разровняйте
И возвращайтесь торопясь!"
И полуптицы-полулюди,
Явившись тут же во плоти,
Не удивившись той причуде,
Его на поле унесли.
Всё слуги сделали как нужно:
Несли во поле далеко
Живого праведного мужа,
Там закопали глубоко.
Закат пылал, как кровь на небе,
А облака, как след когтей,
Тянулись вдаль - земля свидетель
Тех горьких и проклятых дней!
Очнулся Поток - тьма сырая...
Рукой, ногой не шевельнуть,
Открыть глаза земля мешает,
Ни слова молвить, ни вздохнуть.
Он только стон исторг ужасный -
Так было горько умирать
Несчастной жертвою напрасной,
Жену проклятьем поминать.
Он было с жизнью распрощался,
Но вдруг услышал над собой,
Как будто кто-кто там топтался.
Раздался близко волчий вой.
И насыпь вся зашевелилась:
Могилу кто-то разрывал,
Земля комками покатилась
И в ухо кто-то зарычал.
Открылось вдруг ночное небо...
Над ним знакомый волк стоит,
Луна сквозь тучи смотрит слепо,
И в вышине звезда горит.
Зубами волк его хватает,
Рычит: "Пришёл мне, витязь, срок, -
И из могилы вынимает, -
Вернуть за жизнь свою должок.
Меня нашёл орел огромный -
Ты спас его от смерти злой.
Увидел он сей край укромный,
Как ты в могилу лёг живой.
Меня огромный сом по морю
Пронёс, как ветер на спине,
Чтоб твоему помог я горю -
Как ты помог сому в волне".
Яд разошЁлся, и поднялся
На ноги Поток Михаил
И с волком дружески обнялся,
Как мог его благодарил.
За разговором ночь пожухла,
Рассвету стала уступать,
В права свои вступило утро,
И волк собрался убегать.
Он напоследок заповедал:
За Марьей больше не ходить,
И пожелал в бою победы,
И до волос седых дожить.
Но только Поток не уймётся,
Он правду хочет соблюсти.
У града шумного он вьётся -
К ответу Марью привести.
Теперь его везде узнают,
Он и в ворота не войдёт,
Загонят в угол и поймают,
А Марья смерть ему найдёт.
Вот он оделся скоморохом:
Кафтан лоскутный, нос большой.
Шутом стал разным выпивохам,
И слух пошёл, что шут смешной.
Теперь не сила уж, а смётка
Могла помочь попасть к жене;
Сменились голос и походка,
Искрились шутки в певуне.
Шутом был Поток три недели
И стал кумиром бедноты,
И слуги Марьи захотели
Её отвлечь от скукоты.
Меч Поток взял, в тряпье закутав,