Никто, кроме Евы. Во всяком случае, так говорит Маркус. Еве что-то известно.
Но все подступы к Еве отрезаны.
Все подступы?
Все подступы к ней отрезаны?
Официантка, которая могла сказать, куда уехала Ева… мертва. И телефонистка, которая тоже, возможно, что-то знала… мертва.
Но Маркус сказал, что с Евой необходимо связаться.
Думать было трудно, потому что в голове стучало. Но он все же сел на край кровати и заставил себя думать.
Ева Аддамс. Где она может быть, кроме как в своем отеле? В городе у нее нет близких друзей… во всяком случае, Блейку о них неизвестно. Ее семья живет далеко. Где-то в Дакоте, припомнил Блейк. Она, конечно, могла поехать их навестить. Но об этом она обязательно сказала бы ему.
Куда же она делась?
Внезапно в голову пришел самый очевидный ответ.
— В бунгало! — сказал он вслух. — Я же дал ей ключи от своего домика. Она там и ждет меня!
Он возбужденно вскочил и оделся. В голове еще тупо постукивало, но теперь, когда всей этой неразберихе, похоже, наставал конец, боль стала терпимой. Он нащупал разгадку всех тех тайн, которые изматывали его и сбивали с толку с той самой ночи на прошлой неделе, когда впервые позвонил Маркус.
Ночью на дороге было мало машин и становилось все меньше. Передние фары встречных автомобилей сначала казались тусклыми, затем вспыхивали и исчезали позади. Город растворился в пригородах, а пригороды плавно перетекли в сельскую местность. Асфальт сменился грунтовой дорогой, которая начала превращаться в изрытый проселок по мере того, как Блейк углублялся в холмы, приближаясь к своему домику на берегу Гудзона.
Он добрался до места за час до рассвета. По мере приближения его охватывала экзальтация победителя. В спальне горел свет! Значит, она там, догадался он. Блейк достал свои ключи и заспешил к двери…
Дверь была открыта.
— Ева? — позвал он, бросившись к спальне. Ева не отвечала. Но то, что когда-то было Евой, лежало на кровати. Ева стала незнакомой вещью, мертвой вещью недельной давности, вытянувшейся на запятнанных красным простынях. Когда-то красивое лицо превратилось в серую маску, застывшую в агонии.
— Боже мой! — задохнулся Арнольд. — Боже мой!
И тут зазвонил телефон.
Как нетрудно догадаться, это был Маркус. Только на этот раз хихиканье Маркуса не было ни дружелюбным, ни веселым, а скорее мрачным.
— Марк! — закричал Блейк Арнольд. — Она мертва! Кто это сделал?
— Я это сделал, браток, — язвительно отозвался Маркус Кейн. — Но это не имеет значения. — А имеет значение только то, что они подумают, будто это сделал ты.
— Ты это сделал? С Евой? Но почему? Как?
— Пожалуйста, задавай вопросы по одному, моя радость, — хихикнул Маркус, и в голосе его звучала какая-то бессмертная злоба. — Именно так мы разговариваем с каждым клиентом. Почему? — Голос стал жестким. — Ты чертовски хорошо это знаешь! Чтобы отплатить тебе за то, что ты сделал со мной. Во Вьетнаме.
— Значит, ты знаешь, — прошептал Блейк. — И ты никогда не забывал об этом.
— Да уж, не сомневайся. И ты не забудешь.
Арнольд сквозь слезы смотрел на безобразную вещь на кровати.
— Но как? — спросил он с бешенством. — Ты же ничто… голос по телефону. Как ты смог…
— Очень просто, браток. Точно так же, как я и других достал…
— Значит, ты и остальных тоже?
— Официантку в кафе «Парадиз»… руками обколотого хиппи-подростка. Телефонистку — руками милейшей пожилой леди, которую копы и через миллиард лет не заподозрят… и которая сама не знает, что ее использовали таким образом. А твою милашку… руками трусливого воришки, который ничегошеньки об этом не помнит, за исключением того, что неделю назад обчистил чей-то летний домик…
— Но это невозможно! — в отчаянии закричал Арнольд. — Ты не можешь контролировать разум живого человека. И тело.
— Думаешь, не могу? — расхохотался Маркус. — Ты никогда не слышал о демонической одержимости?
— Демонической! Значит, я был прав. Ты вовсе не на небесах! Ты…
— В преисподней, — жизнерадостно признался Маркус. — Точно, детка. Наконец-то ты угадал. Но поскольку здесь меня арестовать невозможно, им понадобится козел отпущения. Как ты думаешь, кто это будет?
— Ты подставил меня, — прошептал Блейк. — Подставил из мести.
— Из-за нее, родимой, — злобно усмехнулся Маркус. — И чтобы выиграть пари. Ты поставил свою жизнь! Тогда ты этого не понимал, но ты поставил свою жизнь, моя радость. А теперь видишь огни?