И вот из огня вдруг стали проступать контуры гоночного велосипеда — алый руль, красное седло и, наконец, багровые колеса. Тонкие языки пламени обернулись спицами. Они сияли так, словно были выточены из солнечных лучей…
Никушор почти физически почувствовал, как ноги его вертят огненные педали. Ему даже стало жарко. Вздохнув, он отошел от высокого костра и вышел на тенистую аллею.
Неожиданно навстречу выскочил карт. Сделав поворот, машина понеслась обратно. Но это не удивило Никушора.
Вдали показалась школа. Картинги мчались теперь по широкой дороге, влетали в ворота, делали там виражи между столбами спортивной площадки и снова выскакивали из ворот. Стоял оглушительный треск, сизый дым набивался в ноздри.
На кирпичных ступеньках школы сидел подросток лет четырнадцати. Рядом стоял новый спортивный велосипед.
— Хороша техника? — не оборачиваясь, спросил подросток и кивнул в сторону картингов.
— Разве это техника? — поморщился Никушор. — Один шум. На нервы действует. Вот велосипед — это вещь. Летишь и никакого грома.
— Много ты знаешь, — оборвал его подросток, поправляя за поясом журнал «Юный техник». — А я люблю, чтобы гром. Это по-мужски. Мне и кличку такую дали — «Гром». Понял?
Никушор молча следил за движением картингов.
Человек среднего роста, мускулистый, в синем спортивном костюме, подавал какие-то знаки гонщикам. Звали этого человека Северин Сергеевич Ешану. Картинги, взревев, послушно влетали в ворота школы.
Никушор подошел к велосипеду, легонько, словно боясь обжечься, провел по седлу ладонью.
Рев моторов резко оборвался. Ешану заметил Никушора, его жест, но отвернулся — ребята заводили машины в боксы. Еще раз мельком взглянув на него, Ешану обнял за плечи картингиста и пошел с ним в здание школы, а Никушор снова, теперь уже смелее, взялся за велосипед. Но тут раздался громкий детский плач, и он невольно отдернул руки.
Гром рассмеялся.
Этот плач доносился из окон мастерской КЮТа — Клуба юных техников, расположенного в цокольном этаже. Никушор заглянул в окно. На стенах висели плакаты с изображением карта, его двигателя и какого-то механизма, состоящего из одного-единственного колеса. Странная машина! Никушор пожал плечами.
Двое ребят — Влад и Сергей — копались в распахнутой «груди» робота. Он плакал тоненьким детским голоском.
— Слабоуправляемый еще, — вздохнул Влад, высокий черноволосый паренек.
— Скажи мне, кто я, — произнес робот, — и я скажу тебе, кто ты.
Дружный хохот прокатился по мастерской — в КЮТ, снимая шлемы, входили ребята. Вместе с ними смеялся Ешану — крепкий, веселоглазый. Он видел, как, присев, в окно заглядывает Никушор, но деликатно отвернулся.
— Школьная жизнь — это война и мир!
Ребята засмеялись. Никушор невольно улыбнулся. Робот был прав.
— Звонок с урока — золотая симфония…
Никушор придвинулся ближе к окну.
Робот оказался толковым малым. Сколько раз школьный звонок звучал в ушах Никушора волшебной музыкой!
— Первая парта, — продолжал робот, — это пылающий остров…
Уж что верно, то верно, — на первой парте Никушору пришлось повертеться!..
Прохрипев еще что-то, робот смолк. Никушор с нескрываемым интересом смотрел на него. Этот железный малый был копилкой интереснейших мыслей!
— Мало заложено информации, — развел руками Влад.
«Ничего себе мало!» — подумал Никушор.
— А по-моему, с избытком, — сказал сквозь смех, словно прочитав его мысли, Ешану. — Весь школьный фольклор собрал… Ставлю тебе плюс, Влад. Живи с плюсом!
— Ты кто? — перед глазами Никушора неожиданно возник Сергей. — Я — Сергей, — он тряхнул своим белым, льняным чубом, — а ты кто такой?
Глаза Никушора вспыхнули.
— Я — Никушор Яган, — бойко затараторил он. — Родился в Нью-Йорке, в семье разорившегося грузчика. Мать — Софи Лорен, ныне начинающая домохозяйка… Холост. Не пью, не курю и нигде не состою… Вопросы есть?
— Во дает! — не выдержал кто-то из ребят.
В мастерской наступило неловкое молчание. Лицо Сергея вытянулось.
— Я думал — ты в кружок… Конструируем электрособаку…
— А на кой мне кружок?
Сергей протянул Никушору пенопластовый коврик с крохотным аппаратом.