- Он тебе ничего не сделал, - замогильным голосом откликнулась Анфиса, снова обративши взор к пабу. Компания за окном попросила счет.
- Всего лишь полгода трахал мою жену, - весело парировал Вася.
Анфиса пожала плечами. Этот разговор происходил с ними не в первый раз и всегда строился по одной и той же схеме: «он тебе ничего не сделал» против «переспал с моей женой» и «я не была тогда женой» против «теперь ты – жена». Когда Вася стал заменять слово «жена» на слово «любимая», спорить с ним стало труднее.
- Ты помнишь, что ты моя собственность? – полушутя спросил Вася. В темноте не было видно, что, хоть на его лице и играла кривобокая заваркинская ухмылка, глаза оставались серьезными.
- Я помню, - спокойно ответила Заваркина, - собственность нужно иногда отпускать погулять.
- Ах, если б дело было только в этом, - Заваркин нарочито драматично всплеснул руками, - но это же не «погулять», это же «по любви», правда? Так ты писала в том письме?
- Я люблю только тебя, - задумчиво откликнулась Анфиса.
- Тогда зачем ты здесь? – разозлился Вася.
- Не знаю.
Этот разговор тоже был им невпервой, и всегда заканчивался Васиным гневом. Но сейчас, предчувствуя финал, он решил не сдаваться.
Он всегда хотел ее такую. Счастливую, открытую, смешливую. Последние четыре года он наслаждался ее неожиданными нежностями и прятал свое сокровище от других мужчин, охраняя его, как дракон. Она готовила ему завтраки и тратила его деньги, делала ему минеты и заботилась о его сыне. Вася наконец-то ощутил, что значит иметь нормальную семью: когда тебя дома встречает жена, а умытый и любимый ребенок зубрит английские глаголы.
Но оказалось, все это время она ждала того дня, когда Егор Боряз получит степень, чтобы выйти с ним на связь.
- Ты думаешь, что если ты войдешь внутрь, то этот благополучный молодой человек бросит свою «эмбиэй» в Лондоне, и мы заживем большой дружной семьей? – издевательски усмехнулся Вася, - думаешь, он будет жить с твоим мужем и сыном? Что он вообще о тебе знает? Он знает, что ты детдомовская? То, что ты родила ребенка от того, кого все считали твоим братом?
- Он все знает, - раздраженно откликнулась Анфиса.
- А про пожар в Доме? – вкрадчиво спросил Вася, - стал бы он смотреть на тебя, узнав, что ты сожгла тех, кто тебя избил?
- Это ты их оглушил, приволок в лес и облил бензином, - зло сказала она, - я лишь бросила спичку.
- Но ты ее бросила!
- Они бы меня убили!
Она отвернулась от Васи и снова посмотрела в уютное нутро паба, где было тепло и, наверно, пахло луковыми кольцами и хорошим пивом. Она пыталась сдержать слезы. Рядом с ней сидел ее муж, брат и единственный настоящий друг, хладнокровный убийца, который во внутреннем кармане кожаной куртки всегда носит армейский нож.
- Ты снова можешь плакать, - Вася сбавил тон.
Анфиса шмыгнула носом.
- Эй-эй-эй, - Заваркин спрыгнул с капота и стащил Анфису в свои объятия. Ее военная кепка слетела с головы и упала в лужу. По ее плечам рассыпались длинные волнистые каштановые волосы. Она молчала, уткнувшись ему в плечо. Он легонько встряхнул ее, но, не дождавшись реакции, обнял еще крепче.
- Я знаю, что их мир не для меня, - жарко зашептала она, дотянувшись до его уха, - мне не место там, где уютно и где с рождения заворачивают в пеленки от Прада. Но что если Кирилл был прав тогда? Что если я смогу изменить свою судьбу? Что если у моих детей может быть это право по рождению, право на уют и безопасность? Что если то, чего лишился наш Вася из-за нас, другие мои дети вполне смогут приобрести?
- Другие твои дети? – ошеломленно спросил Вася, потянув ее за волосы на затылке. Он хотел посмотреть на ее лицо, чтобы понять, не шутит ли она.
- Отпусти меня, - взмолилась она, и из глаз ее потекли слезы. Чистые капельки текли по гладким фарфоровым щекам и смешивались с мутным английским дождем, - я войду внутрь.
- Отпущу, - сказал Вася холодно, слегка отстраняясь, - ты должна быть счастлива.
- Спасибо, - улыбнулась она, но тут же почувствовала резкую боль в животе.
Лезвие стального армейского ножа разорвало ее одежду и кожу и воткнулось своим холодом в ее внутренности. Вася впился ртом в Анфисины губы и проглотил ее крик. Резким движением он вытащил нож и воткнул его снова. И снова. И снова. И снова. Когда ее тело обмякло и стало оседать, он отшвырнул ее от себя. Она упала на спину в лужу перед входом в паб. На Васиных губах осталась ее кровь.
Он развернулся и пошел прочь.
- Не рано ли мы попросили счет? - сказал Кирилл, оттолкнув дверь паба, - фу! И правда, дождь!
Он поднял воротник, и тут же увидел Заваркину, нелепо раскинувшуюся у ступеней паба.