Выбрать главу

— Мы едем сюда, — он показал Анфисе экран.

— У нас есть на это время? — улыбнулась Анфиса.

— Мне нужно поспать, — Вася зевнул и сполз в кресле, — я двое суток тебе эту тачку гнал.

— Спасибо, — сказала она, безмерно удивив Васю. Он поставил локоть на дверцу, удобно устроив на ней бритую голову, и уставился на Анфису.

— Что? — улыбнулась она.

— Спасибо? — насмешливо спросил он.

Они никогда не говорили друг другу «спасибо». Все, что они делали друг для друга, само собой разумелось.

— Прости, отвыкла.

— Прости?

Анфиса закатила глаза.

— Не пропусти поворот, — Вася ткнул пальцев влево. Анфиса резко развернулась через две сплошные.

— Отлично исполнено, — съехидничал Вася, — ты помнишь, на тебя уголовное дело заведено?

— Еще не заведено. Могу еще поозорничать в своем стиле.

Она направила свой черный лакированный корабль к домику с резными ставнями: знаменитому на всю округу мотелю. Прославился он своей парной и теннисным кортом, огромными кроватями и возмутительными ценами.

— Как у нас дела? — спросила Анфиса с сомнением, припарковавшись, — в финансовом плане? Мы можем себе позволить это место?

— Мне нравится, как ты говоришь «у нас», — улыбнулся Вася, — и тебе не о чем беспокоиться.

«Тебе не о чем беспокоиться» — так он отвечал на вопросы о деньгах с тех пор, как им исполнилось тринадцать.

Оказалось, что для них был уже готов номер для молодоженов на чужую фамилию.

— Будьте добры, принесите все, что я просил, — сказал Вася, одарив ночного портье зеленой купюрой, — и шампанского.

— Что ты затеял? — полюбопытствовала Анфиса.

Ночной портье занес им в номер большую алюминиевую миску и ведерко, в котором потела зеленая бутылка.

— Ты хочешь забрать у меня почку? — озадачилась Анфиса.

— Твой новый паспорт, твоя новая кредитная карта, — перечислял Вася с видом злобного Санта-Клауса, — и… вот.

Он подал ей розовый лист формата А4.

— Это же… — произнесла изумленная Анфиса.

— Свидетельство о браке, — нетерпеливо закончил за нее Вася, — теперь мы официально женаты.

Счастливая улыбка расползлась по лицу Анфисы.

— А миска… — она ткнула пальцем в тележку.

— Чтобы, наконец, сжечь наши свидетельства о рождении, — с ноткой торжественности заключил Вася.

— Здорово, — протянула Анфиса.

Они извлекли из чемоданов и саквояжей страшные серые корочки родом из восьмидесятых.

— Готова? — спросил Вася, улыбаясь и глядя на нее исподлобья, — раз, два, три…

Они синхронно щелкнули зажигалками. Корочки были упрямы и никак не хотели разгораться, но Заваркины, чьи лица украсились злорадными улыбками, были упрямы: их никогда не останавливали подобные пустяки. Когда корочки сдались и скрючились беспомощными комочками на дне железной миски, Вася с шиком открыл бутылку шампанского, облив пол, потолок, Анфису и свидетельство о браке.

— Надо было заламинировать, — расстроился он, наливая шампанское в высокие бокалы.

— Я люблю вещи с историей, — Анфиса с улыбкой промокнула документ гостиничным полотенцем и выпила залпом весь бокал. Алкоголь тут же ударил ей в голову.

Вася достал из кармана джинсов армейский нож.

— С историей, говоришь? — с улыбкой спросил Вася.

Он подошел к ней сзади, поцеловал в шею и стянул кардиган. Когда ненужные покровы упали на пол, Вася щелкнул ножом. Он провел рукой по Анфисиному плечу и коснулся лезвием ее кожи. Почувствовав холод металла, она вздрогнула, и по ее руке поползла тонкая струйка крови. Красная и горячая, он стекла по предплечью и, спустившись по мизинцу, упала багряными каплями на свидетельство о браке.

— Очень высокохудожественно, — усмехнулась она, чувствуя на затылке его тяжелое дыхание.

В следующее мгновение она оказалась придавленной его тяжелым телом к широкой гостиничной кровати.

Он был напорист, даже жесток. Перевернув ее, он сжал ее шею, сорвал майку, довольно ощутимо укусил за сосок. Но Анфиса отвечала ему какой-то карамельной нежностью, которая распаляла его еще больше. Вася готов был дать ей пощечину, лишь бы она перестала так легко гладить его спину и смотреть на него сияющими влюбленными глазами.

Вася решил, что если он сейчас растает, то позволит новой Анфисе завладеть его существом. Но чем больнее он ей делал, тем нежнее она становилась.

Он порвал на ней трусики, а она лишь легонько укусила его за мочку уха. Он резко вошел в нее, еще практически сухую, а она застонала так сладко, что Вася едва сдержался, чтобы не кончить немедленно.

Вася, наконец, поддался ее чарам, принялся тискать и сжимать ее, проникая все глубже и глубже, лихорадочно целуя ее шею, щеки, глаза, а Анфиса шептала ему на ухо всякие глупые нежности. Предчувствуя блаженство, он вцепился в ее губы, а она впилась ногтями в его мощную спину, застонала и изогнулась. Вася выскользнул из нее и выплеснул свой сок на гладкий Анфисин живот.

— Я ненавижу его, и благодарю, — сказал Вася, устало откинувшись на подушки.

— Кого? За что? — не поняла Анфиса. Она все еще тяжело дышала и сосредоточено вытирала сперму с живота гостиничным полотенцем.

— Егора Боряза.

Анфиса настороженно посмотрела на него.

— Раньше наш секс был больше похож на изнасилование, — пояснил Вася, закладывая руки за голову, — он открыл в тебе чувственность. Я благодарен за то. С удовольствием попользуюсь.

— Как поэтично, — холодно откликнулась Анфиса.

— Тебе неприятно говорить о нем? — в голосе Васи появились металлические нотки.

Анфиса села на кровати.

— Его больше не существует, — сказала она, — города Б больше не существует. Даже Зульфии больше нет.

— Тебя это расстраивает? — смягчился Вася.

— Только пункт про Зульфию, — Анфиса положила ему голову на рельефный живот.

— Ты давишь мне на ребро, — Вася передвинул ее голову пониже. Анфиса поцеловала его в пупок.

— Я не должен был уезжать, — сказал он вдруг.

Анфиса села на кровати по-турецки и удивленно уставилась на брата. Тонкая гостиничная простынь соскользнула с ее тела, и Вася немедленно уставился на ее обнаженную грудь.

— Эй, — Анфиса пощелкала пальцами у его лица, — ты мысль-то продолжи…

Вася сел, оперевшись на спинку кровати, и закурил, подвинув к себе пепельницу. Он долго смотрел на нее своими раскосыми серыми глазами, затягиваясь и выпуская дым в ее направлении. Но Анфиса была непреклонна: ей хотелось все выяснить здесь и сейчас, и не оставлять семейные разборки на долгое путешествие.

— Я должен был быть рядом. Ухаживать за тобой, пока ты была беременна — снимать с тебя сапоги и кормить с рук клубникой. Забрать тебя из роддома, не спать ночами и срываться к Васькиной кроватке…

— Но ты сбежал, — равнодушно сказала Анфиса, — я бы тоже сбежала, если бы могла.

— Ты могла бы. Но решила остаться и воспитывать ребенка. У меня только один вопрос, — Вася сделал драматичную паузу, — зачем ты помогала мне бежать?

Анфиса вздохнула и погладила его по голове. Вася потянулся за ее рукой, как старый пес, долго живший без своего хозяина.

— Мне хотелось узнать, смогу ли я жить без тебя, — призналась Анфиса.

— Тебе удалось, — с сожалением констатировал Вася.

— Если бы не Зуля, я б сдохла, — призналась Анфиса, — она забрала из роддома, она помогала мне деньгами, которых у нее и так не густо, она познакомила меня с Кнышом…

— Не терзайся, — сказал Вася, — с ней все будет в порядке.

— Конечно, будет. Просто я буду скучать…

— Это очень умно, — усмехнулся Вася, — замаскировать тоску по своему любовнику под «ах, я скучаю по Зульфие».

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — грустно улыбнулась Анфиса.

— Чем он тебя так зацепил?

— У него сперма вкусная, — Анфиса чихнула, — ею можно спагетти поливать вместо сливочного соуса.

— Вот он, тот витиеватый заваркинский сарказм, — Вася радостно ткнул пальцем воздух.

За этой усмешкой и равнодушно-угрюмым видом, Вася пытался скрыть, как ему горько. Очевидно: она влюблена. Когда-то в двадцать четыре, когда он был менеджером, а Анфиса начинающим журналистом, воровавшим документы по автобусным станциям, она была влюблена в него точно так же: страстно, преданно и беззаветно. Он тогда воспринимал это как должное, как продолжение их родственных отношений. Оказалось, это состояние — лишь бонус к базовому предложению, который выдавался VIP-клиентам вместо скидки и который надо было заслужить. Он безвозвратно спустил в унитаз семь лет своей жизни и практически потерял единственную женщину, которая вызывала в нем столь мощные чувства.