— Брр! — передернулся Владька Карпов. — Ну тебя к бесу, Макс! Страшно.
— И ты, сын рыбака, боишься деревни? — спросил Зеленин.
— Страшней войны, — засмеялся Карпов. — Но что делать — таков наш скорбный удел. Хочешь не хочешь, а надо, как поется, собирать свой тощий чемодан.
— А чего ты, собственно, хочешь? — резко спросил Максимов.
— Я? Мальчики, я хочу всегда видеть наших девочек и ваши опостылевшие физиономии, по-прежнему попирать камни этого исторического города и ходить на эстрадные концерты и в цирк и сам хочу выступать в цирке. «Соло-клоун и музыкальный эксцентрик Владислав Карпов…» Между прочим, не отказался бы от места ординатора в клинике Круглова.
— А ты чего хочешь, Алексей? — спросил Зеленин,
— Я хочу жить взволнованно! — с вызовом ответил Максимов. — Все равно где, но так, чтобы все выжимать из своей молодости. А будущее сулит сплошную серость. Судьба сельского лекаря. Надо быть честным. Нас теперь научили смотреть правде в глаза. Пускай Тарханов и иже с ним поют нам о высоком призвании, о патриотическом долге, пускай Чивилихин кричит, что трудности не страшат нас, молодых романтиков. Все знают, что он-то обеспечил себе местечко в клинической ординатуре. Какая нас ждет романтика? Вот если бы мне сказали: лезь в эту ракету, и тобой выстрелят в космос, и ты наверняка рассыплешься в прах во имя науки, — я бы только «ура» закричал. А когда мне толкуют, что мое призвание и мой долг — превратиться в Ионыча, тут уж нет, пожалуйста, не надо красивых слов! Приму как неизбежность!
— А о больных, которые тебя ждут, ты не думаешь? — спросил Зеленин.
— О больных? — опешил Максимов. Владька вставил:
— Помните, как Гущин на обходе говорил: «Нда-с, батеньки, несмотря на все наши усилия, больные поправляются».
— А о других ты ни о ком не думаешь, Алексей? — спросил Зеленин.
— А ты только о других думаешь? — крикнул Максимов.
— Эх, Алешка, Алешка, трудно тебе будет!
— Не волнуйся за меня, рыцарь, умоляю тебя, не волнуйся!
— Пошли в кино, хлопцы, — предложил Карпов.
Распределение
Этот день помнят всю жизнь. Это день массовых прогулов, побегов с лекций, валерьяновых капель, хохота, слез… Распределяются в первый день десятки, а болельщиков сотни. Родители, жены, невесты, знакомые и просто любопытствующие с младших курсов.
Максимов, Карпов и Зеленин сидят на диване в коридоре второго этажа. Максимов и Карпов ждут своей очереди, а Зеленин ждет их. Сам он распределяется завтра. За стеклянной дверью патофизиологической лаборатории видны спокойные фигуры в белых колпаках и халатах. Людям за дверью этот день не кажется необычным. Для них это просто четверг, 29 марта. Впрочем, не для всех.
— Владька, серьезно, что делать? — с глухой тревогой спрашивает Максимов.
Карпов сегодня мрачен.
— Я не подпишу! — выпаливает он.
— Ты что, того? — Максимов крутит пальцем у виска. — Диплома не выдадут.
— Пойми, Макс, как же я уеду куда-то к чертям, когда она останется здесь!
— Она? — Максимов изумленно глядит на друга. — Неужели ты даже сейчас… — Он отворачивается, вздрагивает и шепчет: — Легка на помине.
По коридору, звонко отстукивая каблучками, идет высокая девушка. Улыбается, сияет. Идет немного вызывающе, — может быть, оттого, что старается не потерять самообладания под взглядами десятков глаз. Открывает дверь лаборатории — и, вдруг увидев друзей, останавливается.
— Не обращай внимания, — быстро говорит Максимов. Вытаскивает газету, углубляется в чтение.
Девушка медленно, точно ее подтягивают на канате, подходит к дивану.
— Привет, мальчишки, — говорит она с сердечностью. Посторонний не уловил бы в ее голосе ни малейшего оттенка фальши.
— Наше вашим, — отвечает Карпов.
— Хелло, — бурчит Максимов.
— Добрый день, Верочка! — приветствует Зеленин. Вера смотрит на высокомерного Владьку, на независимого Алексея (Зеленина она почти не замечает) с ласковым пренебрежением. Но что все-таки тянет ее к ним? Прежняя дружба или то старое, тайное, от чего, оказывается, нет никаких лекарств? Ах, все это отголоски детства! Она смотрит по сторонам, блуждающие по коридору студенты поглядывают с любопытством. Курс отлично помнит, как она неожиданно дала отставку Владьке Карпову и вышла замуж за доцента кафедры патофизиологии Веселина. Это была сенсация. Вера улыбается.
— Вам неинтересно, как я распределилась? Максимов насмешливо щурится:
— А мы знаем. Действие развивалось примерно так: она вошла, грациозная и свежая, как дуновение.,, м-м-м… словом, как некое дуновение. «Это наша лучшая студентка Вера Веселина», — сказал декан. «Веселина? — удивился Тарханов. — А не жена ли она нашего уважаемого?… Ах, так! Чудесно! Думаю, что все ясно с Веселиной. Путь добрый вам в науку, толкайте ее, голубушку, в бок вместе с уважаемым…»