Он вручил мне пачку рукописей на обычной белой бумаге — выведенных чернилами, что подозрительно напоминали те самые, которыми писал свои письма По. Страницы были сгруппированы под титульными листами, и я стал разбирать надписи на них. «Эдгар По. Червь-Победитель: роман», значилось на одном из них. «Бытие во склепе», на другом. И, наконец, «Дальнейшие приключения Артура Гордона Пима». Я так разволновался, что чуть ли не выпустил из рук драгоценные страницы.
- Это что, - выдохнул я, - неопубликованные рассказы По?
- Неопубликованные, неоткрытые, неизвестные — называйте, как пожелаете, - Ланселот поклонился.
- Но этого не может быть, - возразил я. - Наверняка где-то есть упоминание о них, в письмах самого По или его современников. Была бы какая-то зацепка, подсказка, указание...
Гром смешался с моими словами, и гром повторился в крике Каннинга.
- Так вы считаете, что перед вами - подделка? Сравните же! - Он снова подался вперед и достал прижизненную рукопись «Фолио-Клуба». - Разве это не подлинник По? Обратите внимание на каллиграфию письма. Потом - просмотрите эти рукописи: разве можете вы сказать, что выведены они не рукой По?
Я сверил почерк, но сомнения мои лишь усилились. Ланселот Каннинг явно пребывал не в себе — не мог ли он, будучи жертвой психического расстройства, кропотливо имитировать стиль письма?
- Так прочитай же, болван! - крик Каннинга теперь перекрывал гром. - Прочитай - и осмелься сказать, что это написал не сам Мрачный Эдгар! Не тот, чей гений бросает вызов и времени, и смерти!
Я прочитал лишь строчку или две, держа самую верхнюю рукопись прямо перед глазами, напрягшимися в свете колеблющихся свечей - но даже их неровный свет не укрыл от меня то, что говорило единственную, неоспоримую правду. На бумаге - нисколько не пожелтевшей, - был видимый водяной знак: название известной – современной! – фирмы канцелярских товаров и дата печати: 1949.
Отложив рукопись в сторону, я отстранился от Ланселота Каннинга, ибо теперь знал правду. Через сто лет после смерти подобие духа По все еще жило в исстрадавшейся, мятежной душе Каннинга. Инкарнация, реинкарнация – можно придумать много звучных слов, дабы описать правду, и все же, пленник иррационального кошмара, Каннинг считал себя Эдгаром Алланом По.
Задушенные и тусклые отголоски грома из отдаленной части особняка теперь смешались с беззвучием моей собственной внутренней суматохи, когда я повернулся и опрометчиво обратился к своему хозяину:
- Признайтесь, разве не вы написали эти истории, воображая себя воплощением По? Разве не правда то, что вы страдаете от исключительного заблуждения, порожденного одиночеством и долгими размышлениями о прошлом? Разве вы не достигли той стадии болезни, что характеризуется убежденностью в том, что По все еще живет в вашей собственной личности?
На него нахлынул сильный трепет, и его губы задрожали, растягиваясь в болезненную улыбку.
- Идиот, я говорю правду! Обратись к чувствам, не к разуму - разве они не говорят тебе то же, что и мне? Этот дом реален, наследие По реально, эти рукописи реальны — в той же степени, что и гроб, запертый за стальной дверью!
Я взял коробочку со стола и снял крышку.
- Вы сказали, что ваш дедушка был найден с этой вещицей, прижатой к груди, перед дверью хранилища, и что она содержала прах По. Тем не менее, эта коробка пуста. Просто признайтесь: ваш рассказ - романтическая выдумка. Гроб По не находится в этом доме, и эти рукописи — не его работы, написанные при жизни и до поры неизвестные.
- Конечно, они написаны не при жизни. - Улыбка Каннинга стала еще более зловещей. — Они написаны после жизни. Праха в пробке нет, потому как я использовал его. В книгах за вашей спиной я вычитал способы повторного воссоздания тела из основных солей, содержащихся в прахе. Эдгар По не покоится в этом доме он здесь живет. Эти истории – его послесмертные работы! – Его слова никак не укладывались в моем сознании, и в дополнительное смятение меня ввергала гроза. – Это был апофеоз моих планов, моих исследований, моей работы, моей жизни. Прибегнув к колдовству, я поднял Эдгара По из могилы – вернул его душу сюда и облек в плоть, чтобы он снова жил, мечтал, творил в частных покоях, построенных специально для него! Вот что я сделал! Украсть труп – мерзкая выходка, мое же деяние – достижение истинного гения!
В глубине старого дома что-то гулко, металлически лязгнуло, и Ланселот Каннинг резко развернулся, обратившись лицом к двери кабинета. Выражение его я не смог прочитать – равно как и ему не была видна моя реакция на только что услышанный горячечный бред. Его слова долетали до меня будто со дна Иерихонской трубы – ветер, задувавший во все щели и заставлявший трепетать свечное пламя, разнес горестный вздох, едва Каннинг снова заговорил.