— Корделия, ты обязана помочь мне, — сказала она и залилась слезами. — На этот раз все очень серьезно.
— Неужели?
— Дело касается Джеймса. Он попал в беду.
«В беду попала ты, дорогая, когда связалась с этим типом», — подумала Корделия.
Джеймс Дейвисон являлся тем, кого называют плейбоем, и никто не знал, где он доставал деньги для широкого образа жизни. Поговаривали, что он получает их от женщин. Молодые и не очень, красивые и уродливые, они вились вокруг него словно пчелы вокруг цветка, а он одаривал своим вниманием самых богатых.
Юная Памела была исключением. Деньги она могла получить только после достижения совершеннолетия, и было их совсем немного.
— Ну и что же с нашим прекрасным Джимми?
— Он попал в беду. Задолжал крупную сумму денег каким-то негодяям, и они сказали, что убьют его, если он их не вернет в срок.
— А при чем здесь ты?
— Но я люблю его! И потом, они сказали, что вначале уничтожат самое дорогое для него.
— Можешь не бояться, они имели в виду его «бентли», а потом, чем ты можешь помочь, денег-то у тебя нет. Пусть обращается к своим богатым подружкам.
— Это жестоко, Корделия, — Памела укоризненно покачала головой. — Его все бросили, а ты не хочешь помочь.
— Но почему я?!
— Потому что ты только ты знаешь, где хранятся копии картин.
Ситуация начинала проясняться. Корделия задумалась. Если она сразу откажет Памеле в помощи, то та решится на какой-нибудь безумный поступок — попытается ограбить банк или возьмет в заложники одного из их богатых родственников с целью выкупа. Надо было потянуть время.
— Хорошо, наш долг помогать попавшим в беду, но объясни, пожалуйста, что ты намерена делать.
— О, все очень просто. Ты, как я уже говорила, знаешь, где хранятся копии наших картин. Мы подменяем «Портрет леди Маргарет» на копию, и Джеймс быстренько реализует подлинник. Я вообще не понимаю, почему мы экономим на всем, но не продаем это старье. Кстати, Джеймс обещал после продажи отдать оставшуюся от долга сумму мне. И именно он придумал про копию — никакого шума.
— Как благородно с его стороны, а ты знаешь, сколько стоит эта картина?
— Какая разница, — пожала плечами ее легкомысленная сестра, — кстати, половину я отдам тебе. Все по-честному.
Корделия не любила впадать в патетику, но тут не выдержала.
— Ты знаешь, почему были сделаны копии?
— Ну, знаю, — вяло отозвалась Памела.
— Их начали делать еще во времена Тюдоров, чтобы уберечь от разных бедствий. Эти картины пережили революцию, один пожар, три разорения и две войны. Мы стараемся изо всех сил! Несчастный Хонли поет и танцует перед туристами.
— Не без удовольствия, — вставила Памела.
— Неважно, не прерывай меня. Мы пытаемся удержать то, что осталось от наших предков, а ты готова избавиться от того, что с таким трудом сохранилось! Кстати, а кому вы собираетесь продать Гольбейна, если будет считаться, что оригинал у нас?
— Джеймс сказал, что у него есть друзья, которые продают всяким сумасшедшим коллекционерам картины не вполне законного приобретения.
— Очень деликатная формулировка и чрезвычайно милые друзья.
Памела надула губы.
— Если ты не хочешь помочь нам, то я сама сделаю копию!
Корделия представила мужественную леди Маргарет, изображенную рукой Памелы, и содрогнулась.
— Этой женщине и при жизни-то не очень везло.
— Тогда помоги мне!
Корделия знала, что сейчас спорить бесполезно. Надо было попытаться разрешить ситуацию наиболее безболезненным способом.
— Знаешь, Пэм, наверное, ты права. Если никто не узнает, а мы еще и получим деньги, то можно подумать. Только попытайся поторговаться.
— Умница, я всегда знала, что у меня добрая сестричка! — Памела чмокнула ее в щеку и выбежала.
На другой день сияющая Памела сообщила, что с Джеймсом они обо всем договорились, и он обещал отдать им все, что останется от суммы долга, но сколько именно, не сказал. Из чего Корделия сделала вывод, что все разговоры о деньгах были чистым блефом. Прекрасно понимая, что шума глупые девицы поднимать не будут, Дейвисон ничего отдавать, конечно, не собирался.
За обедом Корделия едва сдерживалась, наблюдая за Дейвисоном, любезно беседующим с ее родителями, которых он совершенно очаровал, попросив, чтобы их старшая дочь показала фамильные портреты. В галерею прошествовали втроем — Корделия, Дейвисон и семенящий за ними Арчи. Он сразу же подбежал к портрету леди Маргарет и улегся в непринужденной позе под тяжелой рамой. Точно также на портрете возлежал Арчибальд I, и Хонли длительной дрессировкой добился точного повторения позы, чтобы во время экскурсий демонстрировать перед туристами поразительное сходство предка и потомка.
— Какая умная у вас собака, знает, что самое интересное в этом зале.
Дейвисон подошел к портрету и с нескрываемым удовольствием оглядел его.
— Это не самое ценное, — попыталась переключить его внимание Корделия и показала на громадную картину с изображением батальной сцены, вынести которую можно было, только разобрав стену.
— Ну, вы же знаете, — Дейвисон обворожительно улыбнулся и взял Корделию за руку, — я всегда желал обладать женщинами, только женщинами.
— Вы получите и эту, — промурлыкала Корделия, осторожно высвобождая руку и пятясь к стене.
— Когда? — резко спросил Дейвисон.
— Через неделю.
— Почему так долго?! — возмутился Дейвисон.
— Потому что сейчас в замке слишком много людей, и тяжело незаметно пронести картину.
— Это невозможно, — жестко проговорил Дейвисон, — я не могу ждать.
Корделия заметила, что он сильно побледнел. Видимо, действительно боится и не врет, что его могут убить. А было бы неплохо.
— Хорошо, — успокоила его Корделия, — я постараюсь сделать все возможное.
— Поторопитесь, пожалуйста, — он вновь обворожительно улыбнулся, — вы, я вижу, весьма умны и понимаете, что я настроен очень серьезно. Кроме того, всем известно, что ваша сестра чрезвычайно легкомысленна и крайне неосторожна. Кто знает, что с ней может случиться?
На этих словах, оставив застывшую от возмущения и испуга Корделию, Дейвисон удалился, а вечером мрачная Памела сообщила, что он получил неприятные новости из Лондона и был вынужден срочно уехать.
Ночью Корделии пришла в голову мысль обратиться в полицию. Рассказать все как есть, а там пусть разбираются с Дейвисоном сами. Он, конечно, будет отпираться, и выставит ее с Памелой в самом невыгодном свете, но зато удастся сохранить портрет несчастной леди Маргарет и сами они будут в безопасности.
Корделия повернулась на бок и закрыла глаза, но чувство, что она должна что-то предпринять именно сейчас, не давало заснуть. Тревога не проходила, и она поняла, что нужно сделать, чтобы успокоиться.
Тихо выскользнув из комнаты, она поднялась в башню, где в тайнике хранились копии семнадцати самых ценных картин. Верный Арчи, стуча коготками по полу, следовал за ней. Взвалив на плечо портрет, Корделия спустилась по лестнице и двинулась к галерее. Нести картину было очень тяжело, да и атмосфера ночного замка действовала угнетающе. Наконец, она доплелась до места и с облегчением поставила картину на пол.
Пока она снимала портрет и вешала на его место копию, Арчи, возбужденный неожиданной ночной прогулкой, принялся бешено носиться по залу. Корделия шикнула на него, и песик вроде бы успокоился, но вдруг вскочил и замер в охотничьей стойке. Корделия услышала слабый шум за окном. Она схватила картину и юркнула в темную нишу, спрятавшись за огромную напольную вазу. Арчи остался в зале. На подоконнике показалась чья-то темная фигура, и Корделия узнала Дейвисона. Он спрыгнул с подоконника, увидел Арчи и остолбенел.
Возможно, ему пришла в голову мысль о привидении доблестной собаки леди Маргарет. Но Арчи развеял его страх, резво подбежав к портрету и улегшись, позируя перед неожиданно появившимся зрителем.