– Вы ведь ей не скажете?
– Ты боишься, что она будет ругаться? И зря, мисс Лавендер добрая.
– Это к другим она добрая, а ко мне никто не добрый, кроме вас, – буркнула Энни и тут же просияла счастливой улыбкой: – Я так боялась, что и вы на меня разозлитесь! Но вы не злитесь, мисс Эппл, правда?
– Не злюсь. И мисс Лавендер, если ты так хочешь, ничего не скажу. Это будет наш секрет.
– Да, это будет наш секрет, – Энни с очень серьёзным видом кивнула, а потом улыбнулась счастливо, радостно, словно получила подарок. – Я ничего никому не скажу, честно, мисс Эппл! Не выдам наш секрет! А как вы думаете… – Энни опустила взгляд и прошептала так тихо, что директрисе пришлось наклонить голову, и её шею снова пронзило болью: – Неприятностей из-за этого не будет?
– Ну что ты, детка, – мисс Эппл, казалось, была искренне тронута. – У нас в Сент-Леонардсе всё будет хорошо. Очень-очень хорошо, вот увидишь. Мы со всем справимся, и никто не сможет нам навредить, – и она пропела несколько строк из старой песенки:
…Семь зеркал разбей – к удаче!
Счастье ждёт нас, не иначе…
– Сколько бы ни разбилось зеркал, Сент-Леонардсу ничего не грозит, – в голосе мисс Эппл слышалась уверенность, которой на самом деле она не чувствовала. – Но ты, Энни, должна пообещать, что больше не будешь никого бить линейкой. Ты поняла меня? Иначе я очень-очень расстроюсь.
– Да, мисс Эппл, обещаю! Вот чтоб мне провалиться… или… или чтоб меня бешеные собаки сгрызли! Или чтоб сто гадюк искусали! Я ради вас на всё готова, честно! – стоя на цыпочках, взъерошенная и разгорячённая, точно щенок, которого вдоволь потрепали за ушами, Энни совсем не походила на девушку двадцати лет от роду. Скорее, на ребёнка лет двенадцати, не старше, как будто в какой-то момент её тело и разум отказались расти и развиваться, навсегда сковав её узами полудетства.
– Вот и славно, Энни, вот и умничка. А теперь иди к мисс Чу… Гриммет и спроси, не нужна ли ей помощь с младшими. Сегодня день купания, и ей наверняка не помешает ещё одна пара рук. Иди, детка, иди, у меня ещё так много работы… – и мисс Эппл легонько подтолкнула девушку к выходу.
Когда та унеслась выполнять поручение, в записной книжке появились новые записи: «Зеркала у Энни, два разбиты. Всё-таки взять у доктора хлорал? На всякий случай?»
Глава четвёртая, в которой Оливия Адамсон и мисс Эппл получают письма, мистер Бодкин выволочку, Энни Мэддокс новые украшения и заклятого врага, а Сент-Леонардс прощается с Мэттью Перкинсом
Торжественные звуки гонга донеслись с первого этажа и поплыли вверх, будто дым, заполняя собой утреннюю тишину Сент-Леонардса и возвещая начало нового дня. Три девушки, сидевшие за круглым столом, замерли, прислушиваясь к невидимым вибрациям.
– Сегодня Мэттью Перкинс, – заметила Дороти. – В последний раз… – девушка вздохнула и уверенно нашарила в ящике, стоящем по левую руку, коробочку с бисером, отмеченную крупной шершавой бусиной.
– Как думаете, девочки, в Элмфилде его вылечат? Мисс Чуточка говорит, что там можно целыми днями прохлаждаться на террасе, гулять по саду и грызть леденцы, – Луиза Мартин, не отвлекаясь от шитья, мечтательно подняла светлые брови, живо представляя эту заманчивую картину.
– А ещё там все едят лимонное мороженое и запивают кларетом! – неосторожно вмешалась третья девушка, и подруги тут же принялись беззлобно её высмеивать:
– Само собой, Бекки, и взбитые сливки на обед!
– И меренги на ужин!
– А по воскресеньям – фруктовое желе! И никому не разрешают встать из-за стола, пока не съешь четыре порции!
– Про мороженое и кларет мисс Чуточка сказала, – обиженно протянула Бекки. – Я же не сама это придумала?
– Ну, уж если мисс Чуточка сказала, тогда конечно. Каждому известно, что лимонное мороженое – верное средство от белой чумы. А от сыпухи – заварной крем. От скарлатины ириски, от коклюша ячменный сахар, от горячки малиновый мусс!
– От проказы – яблоки в карамели! – почувствовав, что подруга выдохлась, в игру вступила Дороти. – От кори имбирные коржики! От водянки мармеладные пиявки! От холеры плам-пудинг! От попугайной болезни миндальные вафли!
…Дурачась и поддразнивая легковерную Бекки, подруги не прекращали трудиться. Тонкие девичьи пальцы двигались ловко и быстро, хотя в комнате не зажигали света, и утренние сумерки ещё окутывали и высокий шкаф в укромной нише, и три аккуратно заправленных кровати, стоявшие в ряд у окна, и стол, на котором тесно соседствовали коробки с бисером, нитками и разноцветными лоскутками мягкого бархата, нежного шёлка и шершавой ломкой парчи.