Да, он поднялся на коленях и я выскользнула. Вскочила. Успела отбежать на пару шагов. Он дернул меня сзади за волосы и подтянул к себе. Толкнул к стойке. Я почувствовала животом прохладу мрамора. В следующий миг на моем правом запястье защелкнулся металл браслета наручников. Еще миг и вторая рука оказалась в тисках. Преградой свободе стал металлический шест, уходящий вверх. Я попалась.
Не видя его, я задрожала. От злости. Я ощутила, как медленно и спокойно он снял с меня белье. Умолять его остановиться я не буду, он не услышит от меня ни звука. Шорох позади меня означал, что он тоже разделся. Несколько громких глотков, тепло его тела на моем и запах виски слева. Тихий шепот:
- Можешь кричать громко, маленькая моя. Но лучше не плачь, ты же знаешь, как мне это нравится…
Что-то холодное на моей коже. Он внутри меня. Грязно и грубо. Нельзя позволить себе наслаждаться. Господи, кого же он из меня сделал? Что со мной твориться? Какого хрена мне так хорошо от того, как он наматывает на кулак мои волосы? Зачем я ловлю губами его пальцы, которыми он закрывает мне рот? Он наглый, он грубый, он жестокий. Я не должна его хотеть. Не должна… Это в последний раз… Я больше не приду, хватит…
***
- Марик, вот ты дебил? На кой хрен ты вискарь все время держишь в холодильнике?
Марк закатил глаза и отвернулся. Мирон сел на диван и задумчиво спросил:
- Ты что-нибудь выяснил?
- Нет.
- Давай, адвокат, шевелись! Сколько мне еще ебалом светить по городу?
- Евгеньевич сказал «неделя», - ответил Марк, присаживаясь в кресло напротив.
Мирон ухмыльнулся:
- Неделя на исходе. Артурито не придет за своим дерьмом. Его ребят приняли. Гоша на измене.
- Если бы ты не сунулся к ним…
- Да, заебал ты уже! У меня, сука, выбор есть?!
- Есть! Вали нахер из страны. До конца месяца. Следак долго ждать не будет, прокуратура дело требует. Без тебя его возьмут и можно спокойно ждать суда.
- Валить?!
Мирон на секунду вспомнил удар ботинком по лицу, прошедшийся вскользь и рассекший ему висок. И голос где-то совсем рядом: «А твоей соске я «армянскую свадьбу» устрою. Первый ее выебу. Потом приду к тебе и расскажу, как она текла в ожидании всех моих братьев. Понял меня?..»
- Не могу я валить, - хрипло ответил Мирон. – Марик, пробей прослушку, узнай, кто про нее говорил.
- Ты сторона обвинения, тебе дело читать не дадут…
- Ну, тогда, пусть ей, блядь, охрану дают!
Марк поджал губы и потер ладонями глаза, устало откидываясь назад.
- Не даст ей никто охрану. Ты можешь просто подержать ее на расстоянии? Чтоб она не светилась рядом с тобой?
- Это Лада, - Мирон потер лоб. – Эта сука мутит, я уверен.
- Ей не до тебя сейчас. Она рада, что паровозом не уехала.
Мирон не слушал. Высоцкая была слишком близко к нему. Всю неделю он выходил из дома только с оружием. Он понимал, что в задачу Андрея Евгеньевича не входила его целостность, улик против братьев Тигранян и так было навалом. Но Артур и Гоша оставались на свободе: Гоша как свидетель (временно, как он надеялся), а Артур в бегах. Если его, Мирона, случайно грохнут – Артур или менты – будет печально. Но Высоцкая была слишком близко… Он видел, что с ней творится, но упорно молчал, не объясняя ничего. Пусть она сама отойдет в сторону, так легче. Ненадолго отпустить ее. Просто дать повод и оттолкнуть от себя. Может, немного напугать… Обидеть, разозлить? Как классно она сегодня каталась по Садовому, красотка… Плакала, маленькая… Ушла красиво сучка…
Он знал, что вернуть ее труда не составит. Это все ненадолго. Она подсела на него как на наркотик, она любила его, она зависела от него. Он управлял и контролировал. Ему нравилось, когда она плачет, но он понятия не имел, почему. Просто кайфовал…
- Але, Мироша! – Марик щелкал пальцами у него перед лицом. – Че делать будем?
Мирон улыбнулся:
- Будем бухать, Марк Аланович. Только не у тебя. Погнали? Я сегодня одинокий…