- Я сказал ей, что ты придешь за ней, но она не поверила. Не беспокойся, с ней все в порядке. Никто ее не касался. Она не позволяла. Elle est à toi.[1]
- Va te faire unculer,[2]- злобно ответил Мирон и пошел следом за Высоцкой по пляжу.
Она зашла в бунгало, не закрыв дверь, и упала на кровать без сил. Он стоял в дверном проеме, когда она поджала колени к груди и завернулась в одеяло. Он подошел к ней вплотную, со всей силы рванул одеяло и отшвырнул его в сторону:
- Доброе утро, маленькая моя. Попалась, сучка.
***
Я не сразу осознала, что слышу его голос. Когда осознала – не поверила тому, что слышу, потому что это было невозможно. Но когда он схватил меня за ногу, резко дернул к себе как пушинку и уселся на меня верхом, а я почувствовала на себе вес его тела, осознание того, что все происходит на самом деле, пришло.
- Как тебе отдыхается, маленькая моя? - спросил он с издевкой и злобой.
- Хорошо, - соврала я, пытаясь поверить в то, что видела.
- Где шлялась всю ночь? – чистая злоба.
Я молчала и смотрела на него. Снова это чувство: мне безмерно хорошо и бесконечно плохо. Я так скучала по нему, я безумно хотела, чтобы он меня поцеловал. Но я понимала, что это снова лишит меня тех остатков разума, которые еще не стерло алкоголем.
- Ходила на вечеринку на пляже, - ответила я, понимая размеры риска.
- С кем?! – с угрозой в голосе.
Я заметила, что у него перебинтовано предплечье и увидела следы крови.
- Что это? – с ужасом спросила я и потянулась рукой к новой ране, но он отпрянул назад.
- Сейчас вопросы задаю я, - ответил он. – Ты охренела?!
- Слезь с меня, - попросила я, делая вид, что не замечаю его раздражения. – Я очень устала…
- Устала?! Сука…
Он вскочил, перевернул меня на живот, навалился всем телом, схватил рукой за шею и с силой прижал мою голову к кровати:
- Не зли меня, Высоцкая, - услышала я тихий шепот у самого уха. – Я сейчас держу себя в руках. Я очень, слышишь, очень стараюсь не убить тебя. Я чуть с ума не сошел, думая, что ты… Сука.
Он громко и горячо дышал.
- Сука, я соскучился по тебе!
Он резко развернул меня к себе лицом и поцеловал! Мать его, будь он проклят! Я взорвалась! Слезы хлынули из глаз, я обхватила руками его голову и обвила ногами его тело и провалилась в бездну. Он был таким сильным, его руки так по-хозяйски проверяли, все ли у меня на своих местах… Как он это делает? Как он так целует меня, что я теряю ориентацию в пространстве? Он такой сильный. Он такой родной. Он мой… Иногда он отстранялся от моих губ и целовал меня в шею, шепча при этом ругательства… Я почувствовала и услышала, как моя туника рвется и ткань больно впивается мне в кожу… Он на секунду выпрямился и рывком снял с себя майку, отшвырнув ее в сторону… Я без осторожности и со всей силы впивалась в его тело своими пальцами… Ему было больно, он стонал, рычал и еще сильнее прижимал меня к себе… Мы не останавливались… Плавки моего купальника не пережили рывка его руки и я поняла, что пластиковое кольцо сломалось пополам… Он поднялся и быстро снял с себя оставшуюся одежду, а затем подхватил меня на руки и метнулся со мной к стене… Я обдирала спину о шершавую штукатурку, ощущая его горячее тело грудью и животом… Он двигался сильно и резко… Как будто бил меня… С каждым ударом мой стон был все громче… Я почти теряла сознание… Он крепко держал меня рукой за шею… Я почувствовала, что мы вернулись на кровать, не открывая глаз и жадно ловя воздух сухими губами… Он был горячим, очень горячим, чертовски горячим и опасным. И я все еще любила его – это была аксиома. Это было мое исходное положение, которое невозможно доказать, которое не нуждается ни в каких доказательствах, и которое служило основанием для всех моих желаний. Мое положение, когда он всегда сверху. Когда он – хозяин.
[1] Она твоя.
[2] Пошел нахер.
47. Война
- Что у тебя с рукой? – спросила я, приподнимаясь на локте и заглядывая ему в лицо.
- Зацепило чутка, - ответил он, не открывая глаза и все еще неровно дыша.
- Теперь мне можно до тебя дотронуться? – поинтересовалась я, в надежде, что в этот раз ответ будет другим.