Они проговорили до двенадцати ночи — так счастливы они были вместе этим вечером, и он уходил, обещая позвонить им на следующее утро насчет обеда у тети Сары.
— Ну что, — спросила Стивен, — что ты думаешь о моем друге?
— Я думаю, он ужасно милый, — сказала Мэри.
Тетя Сара жила в доме, похожем на дворец, который оставил ей благодарный второй муж. Годами она терпела его грешки, удерживала себя в рамках и не устраивала скандалов. В результате все, чем он владел, исключая то, что перешло к его пасынку — а граф де Мирак был очень богат — попало к терпеливой тете Саре. Она была одной из тех, кто дожил до наших дней, рассматривая мужчин как особо привилегированную расу. Ее суждение о женщинах было более суровым, несомненно, на него оказал влияние ancien régime[122], ибо теперь она была даже больше француженкой, чем сами французы, на языке которых она говорила, как прирожденная парижанка.
Ей было шестьдесят пять, она была высокая, обладала орлиным носом, и ее волосы серо-стального цвета были идеально подстрижены; еще у нее были такие же медлительные голубые глаза, как у Мартина, и худое лицо, хотя на нем не хватало очаровательного выражения ее племянника. Она разводила японских спаниелей, была добра к молодым девушкам, которые во всем повиновались воле своих родителей, особенно милостива была к красивым мужчинам и обожала своего единственного уцелевшего племянника. По ее мнению, он не мог сделать ничего дурного, правда, ей бы хотелось, чтобы он обосновался в Париже. Поскольку Стивен и Мэри были в дружбе с его племянником, она была предрасположена считать их очаровательными, тем более что сведения о прошлом Стивен были благоприятными, а ее родители проявили большую доброту к Мартину. Он рассказал своей тете все, что хотел, чтобы она узнала о прежних днях в Мортоне, и больше ни слова. Поэтому она не совсем была готова встретить Стивен.
Тетя Сара была очень учтивой пожилой дамой, и те, кто преломил хлеб за ее столом, становились для нее священными, во всяком случае, пока оставались ее гостями. Но Стивен была, увы, наделена чутьем, и за déjeuner[123] наполовину осознала глубокую неприязнь, которую вызывала в тете Саре. Ни словом, ни взглядом графиня де Мирак не выдавала своих чувств; она была серьезной и вежливой, она обсуждала литературу в качестве предположительно общей темы, хвалила книги Стивен и не задавала вопросов о том, почему она не живет вместе со своей матерью. Мартин мог бы поклясться, что эти двое почти подружились — но хорошие манеры больше не обманывали Стивен.
И действительно, графиня де Мирак увидела в Стивен тот тип, которому она больше всего не доверяла, увидела лишь бесполое существо с претензиями, чьи стриженые волосы и одежда были чистой аффектацией; существо, которое, подражая мужчинам и добиваясь их прерогатив, растеряло все очарование и красоту женщины. Интеллигентная почти во всем остальном, графиня никогда не признавала инверсию как факт природы. Она слышала, как об этом шептались, это правда, но едва ли сознавала полностью значение этого понятия. Она была несведущей и упрямой; и, будучи таковой, ставила под подозрение не мораль Стивен, но ее очевидное желание строить из себя то, что она собой не представляла — система ценностей графини, как общество на сельских ужинах, твердо настаивала на половых различиях.
С другой стороны, она очень близко заинтересовалась Мэри, быстро обнаружив, что она сирота. За очень короткое время она узнала довольно много о жизни Мэри до войны и об ее встрече со Стивен в отряде; также узнала, что та не владеет ничем — ведь Мэри хотела, чтобы все знали, что своим благополучием она всецело обязана Стивен.
Тетя Сара втайне жалела девушку: разумеется, она ведет скучное существование, и, без сомнения, связана с этой странноватой и властной на вид женщиной ложно понятым чувством благодарности — хорошенькие девушки должны находить мужей и заводить собственный дом, а эту девушку она считала исключительно хорошенькой. Итак, пока Мэри со всей своей верностью и любовью делала все, чтобы возвеличить достоинства Стивен, внушить, как она счастлива, как она гордится служить такой великой писательнице, заботиться об ее доме и личных нуждах — она вызывала в графине лишь нарастающую жалость. Но, по счастью, она пребывала в блаженном неведении о том, какое сострадание к ней вызывали ее слова; она и в самом деле находила очень приятным гостеприимный дом тети Сары в Пасси.