Время от времени программа разнообразилась даже еще более поучительными отрывками, и для диктантов выбирались «Les Bons Enfants[10]», вызывая презрение и насмешку Стивен.
«— La Maman, Donne-lui ton coeur, mon Henri; c'est ce que tu pourras lui donner de plus agréable.
— Mon coeur? Dit Henri en déboutonnant son habit et en ouvrant sa chemise. Mais comment faire? il me faudrait un couteau[11]».
На что Стивен начинала хихикать. Однажды она добавила на полях свой комментарий: «Вот притворюшка!» — и мадемуазель, случайно наткнувшись на него, была застигнута своей ученицей на том, что засмеялась. После этого, разумеется, в классной комнате еще убавилось дисциплины, но сильно прибавилось дружбы.
Однако Анна выглядела довольной, поскольку Стивен начала делать такие успехи во французском языке; и, наблюдая, что его жена выглядит не такой беспокойной в эти дни, сэр Филип не говорил ничего и выжидал. Это откровенное и веселое лодырничество со стороны его дочери будет прервано позже, решил он. Тем временем Стивен горячо полюбила француженку с добрым лицом, а та в свою очередь восхищалась необычным ребенком. Она доверяла Стивен свои невзгоды, семейные невзгоды, которых у гувернанток полным-полно — ее Maman[12] была старой, хрупкой и жила в нужде; у сестры был злой муж, склонный транжирить деньги, и теперь ее сестре приходилось делать пакетики для больших парижских магазинов, которые платили очень мало, а сестра постепенно теряла зрение над этими пакетиками для магазинов, вышитыми бисером, а магазинам не было до этого никакого дела, и они очень мало платили. Мадемуазель посылала своей Maman часть заработка, а иногда, разумеется, должна была помогать и сестре. Maman необходима была курица по воскресеньям: «Bon Dieu, il faut vivre — il faut manger, au moins[13]…» А потом, эта курица очень хорошо шла на Petite Marmite[14], который готовился из ее костей и нескольких листов капусты — Maman любила Petite Marmite, он был теплым и шел на пользу ее старым деснам.
Стивен слушала эти длинные повествования с терпением и очевидным пониманием. Она с мудрым видом кивала головой:
— Mais c'est dur, — замечала она, — c'est terriblement dur, la vie[15]!
Но она никогда не рассказывала о своих невзгодах, и мадемуазель Дюфо иногда задавалась вопросом:
— Est-elle heureuse, cet étrange petit être?[16] — думала она. — Sera-t-elle heureuse plus tard? Qui sait[17]!
Праздность и покой уже царили в классной комнате больше двух лет, когда на горизонте появился отставной сержант Смайли и объявил, что он преподает гимнастику и фехтование. С этого мира не осталось покоя ни в классной комнате, ни во всем доме. Напрасно мадемуазель Дюфо говорила, что от гимнастики и фехтования лодыжки становятся толстыми, напрасно Анна выражала неодобрение — Стивен пропустила их слова мимо ушей и пришла советоваться к отцу.
— Я хочу заниматься по системе Сандова, — объявила она ему, как будто они обсуждали, кем она хочет быть.
Он рассмеялся:
— По системе Сандова? И с чего же ты начнешь?
Тогда Стивен объяснила про отставного сержанта Смайли.
— Понятно, — кивнул сэр Филип, — ты хочешь научиться фехтовать.
— И поднимать тяжести животом, — быстро добавила она.
— А почему не твоими громадными передними зубами? — поддразнил он ее. — Ну ладно, — добавил он, — ни в гимнастике, ни в фехтовании нет ничего плохого — конечно, если ты не попытаешься обрушить Мортон-Холл, как Самсон обрушил дом филистимлян; чувствую, это может легко случиться…
Стивен улыбнулась до ушей:
— Но этого не будет, если я обрежу волосы! Можно мне обрезать волосы? Пожалуйста, папа, разреши!
— Ни в коем случае. Предпочитаю рискнуть, — сказал сэр Филип, уже более твердо.
Стивен с топотом помчалась в классную комнату.
— Я пойду учиться! — объявила она с торжествующим видом. — Меня повезут в Мэлверн на следующей неделе; я начну заниматься во вторник и выучусь фехтовать, а после этого смогу убить твоего зятя, который ведет себя как скотина с твоей сестрой, и буду драться на дуэлях за жен, которые попали в беду, как дерутся мужчины в Париже, а еще научусь поднимать животом пианино, потому что разовью себе какую-то дифарагму — и обрежу волосы! — приврала она под конец, бросив косой взгляд в сторону, чтобы наблюдать, как подействует этот разорвавшийся снаряд.
11
— Отдай мамочке свое сердце, мой Анри; это самое приятное, что ты можешь ей подарить.
— Мое сердце? — спросил Анри, расстегивая свою одежду и распахивая рубашку. — Но как это сделать? Мне понадобится ножик.