От потока людей в коридоре отделился Геза. Он шел не спеша, характерной для него слегка покачивающейся походкой, бросая взгляды по сторонам. Заметив нас, подошел и остановился, широко расставив ноги, как матрос на качающейся палубе корабля. За эту не очень-то эстетичную позу я не раз журил его и частенько подтрунивал над ним. Он мог простить мне все, что угодно, только не это, ибо терпеть не мог насмешек. «Что поделаешь, если не могу отвыкнуть от этой привычки. Этим, мне кажется, я доказываю, что твердо, обеими ногами стою на земле».
— Я ищу тебя, — тихо сказал он. От прежней обиды его не осталось и следа. Исчезли также бодрость и решительность, с какими он недавно входил в здание. — Давай уйдем отсюда.
— Куда?
— Думаешь, я знаю? Пошли, и все! — В его голосе чувствовалось нетерпение. — Идем скорее! Сейчас же, немедленно!
Селеш поднял на него глаза. Стекла его очков насмешливо сверкнули.
— Струсил? Боишься оказаться в мышеловке?
Геза не обратил внимания на его издевательский тон.
— Нет, не струсил, — сказал он просто, без всякой рисовки.
— А меня даже не зовешь с собой?
— Почему же? Идем, если хочешь.
— Вот это уже другой разговор. По крайней мере теперь у меня появилась хоть какая-то перспектива…
Сомневаюсь, чтобы Геза не почувствовал едкую иронию. Ее нельзя было не заметить. Тем более что Силарда Селеша в чем в чем, а в циничности никто не мог бы упрекнуть. Скорее, он был склонен к крайностям: то к чрезмерной сдержанности, то к прямолинейности, граничащей с восторженностью. Причем из одной крайности он мог впасть тут же, без всякого перехода, в другую. И в данном случае, после взрыва клокотавших в нем страстей, он вновь стал совершенно спокоен. И вдруг этот иронический тон! Но Геза сделал вид, будто ничего не замечает. Хотя обычно от насмешек у него наэлектризовывалось все тело и, казалось бы, даже мельчайшие складки одежды.
«Какой же это Геза? Опять новый?» Поневоле пришлось насторожиться. Он всегда чутко реагировал на каждое изменение в окружающей среде, как самый чувствительный прибор, автоматически фиксирующий какое-либо физическое явление. И тут у меня мелькнула мысль: если бы я не пережил никаких ужасов, если бы мне не пришлось стать очевидцем страшного столкновения противоборствующих сил на улицах города, а я был заперт вдвоем с Гезой в изолированной от всего мира комнатушке, то и тогда мне было бы ясно, что произошло нечто очень серьезное.
Заметив мой изучающий взгляд, Геза повторил:
— Идешь?
Вместо меня ему ответил Селеш, ответил вызывающе:
— Так куда же ты все-таки зовешь нас?
— Там видно будет.
— Уж не прогуляться ли по набережной Дуная?
— Нет, не по набережной Дуная, — ответил Геза спокойно, почти мягко. Таким сдержанным я никогда его еще не видел.
— Вполне благоразумно. Там сейчас сильный ветер. Можно простудиться.
Геза не среагировал и на этот выпад, лишь не сводил глаз с Селеша, с его худощавого лица, которое от щетины казалось еще более осунувшимся. В глазах Гезы лишь сверкнул огонек доброжелательного снисхождения, какой бывает у человека в летах, который знает больше своего юного собеседника.
Мы продолжали сидеть, вытянув шеи и устремив взгляды вверх. Геза же, стоя в своей излюбленной позе, говорил с нами сверху вниз. Странной была эта беседа. Я подвинулся на край матраца, ожидая, что Селеш усадит рядом и Гезу. Но приглашения не последовало, наоборот: Селеш резко встал.
— Тогда куда же? Собираешь в Ноев ковчег всяких тварей? В предвидении всемирного потопа? Но кто же все-таки Ной? Кто стоит за твоей спиной? — И он вытянулся на носках, Заглядывая через плечо Гезы, который был выше его, — К какому же виду животных принадлежу я?
Геза мягко улыбнулся и мягко ответил:
— К ослам. И к скульпторам. — В его улыбке было что-то чистое, по-детски невинное. Будь я женщиной, непременно влюбился бы в него за одну эту улыбку. — Ты принадлежишь к большим ослам и способным ваятелям. А вообще-то брось ты все это к чертям! Занимайся своим делом. В скульптуре ты лучше разбираешься!
— А ты потом замолвишь за меня словечко, а? Подтвердишь мою благонадежность… скажем, перед Фодором. — Лицо Селеша сразу стало хмурым, но он сдержался. — Он и есть Ной?
Внезапно здание содрогнулось: где-то совсем близко разорвался снаряд.
Когда гул взрыва затих, в коридоре на мгновение наступила тишина, потом поднялась еще большая суматоха. Теперь вместе с военными вниз мчались и штатские, в руках у них тоже было оружие. Атмосфера вокруг нас сгущалась.