Балога ее отказ обрадовал куда больше, чем если бы она сразу же откликнулась на его вопрос. В самом деле, о чем Жужа стала бы ему говорить? Сама бы задала вопрос, все еще звеневший у нее в ушах: «А почему не приехал Дежери?» Кто смог бы ей на него ответить? Только сам Дежери. Нет, хорошо, что она не пожелала ответить на его бесцеремонный вопрос, о чем она думает. Самому было бы неприятно услышать ее искренний ответ.
Жужа знала, что сегодня Ласло не приедет. Вернее, даже не знала, а угадывала. И вечер, потерявший для нее всякую прелесть, был безотраден и уныл. Ее гордости нанесли столь чувствительный удар, что в душе не осталось даже искорки надежды.
Почему он не приехал? Почему не появлялся ни вчера, ни позавчера? Почему не появляется уже много дней? Этот вопрос она задает себе без конца, с той самой поры, как Ласло последний раз был здесь. Ведь мог же он с кем-нибудь прислать хотя бы весточку, если бы что-то случилось? И память вновь и вновь воскрешала тот летний вечер, когда они так же гуляли здесь вдвоем. Молча, охваченные смятением.
— Вам надо уехать отсюда! — сказал ей тогда назидательно Ласло, и все-таки в словах его слышалось скрытое желание околдовать ее, чтобы она никогда не освободилась от этих чар, никогда его не покинула.
Никогда?
— Вы еще долго пробудете здесь? — спросила она Балога, как показалось ему, лишь для того, чтобы поддержать разговор.
— Долго, пока не закончим дамбу. Я надеюсь сразу же после этого вернуться в Пешт. У меня нет никакого желания сопровождать матушку Тису до самого устья. Если только…
— Что «если только»? Почему вы замолчали?
— Позвольте и мне рассказать вам об этом в другой раз. Договорились?
— Что ж, по крайней мере мы квиты, — пыталась отшутиться девушка. — А скажите, Лёринц, в Пеште лучше, чем у нас?
— Как вам сказать? Там совсем иная жизнь. Но главное — широкое поле деятельности. Здесь же всегда угнетает какое-то ощущение стесненности, ограниченности… Какая-то неудовлетворенность. Не представляю, как бы я смог прожить здесь, если бы не встретил всех вас…
Ему очень хотелось сказать, что без нее он не смог бы прожить, но Балог удержался от такого признания. Не из-за робости, а, скорее, из-за плохого настроения.
Уязвленная девичья гордость терзала Жужу. Но постепенно душевная боль уступила место негодованию. По аллеям парка гуляли гости, во мраке ночи слышны были их шаги и веселые голоса. Они доносились сюда откуда-то спереди и как бы подкатывались к Жуже. Отшвырнуть бы эти голоса ногой, словно камешки на дорожке, по которой она ступает. И зачем ей эта чинная, неторопливая прогулка, когда ей так хочется бежать?! Бежать, бежать без оглядки! За околицу, прямиком в ту самую усадьбу, поглядеть, что там у Лаци за красавица живет…
«А все-таки Балла правду сказал. Да ведь и Лаци ничего не отрицал. Он только пытался оправдать себя. И почему она не позволила ему все объяснить? А что, собственно, тут объяснять? Все без объяснений ясно: любил бы ее, Жужу, не посмел бы так поступить… Неужто он ту, другую, любит? Балла сказал, что она простая крестьянка. Это неслыханно! Ее, барышню из благородной дворянской семьи, променять на деревенскую девку?.. Такое в голове не укладывается. Неспроста это, не иначе тут есть какая-то тайна, о которой даже и заикнуться нельзя. А кто сказал, что ей заказан путь в усадьбу Ласло? Вот возьмет да и пойдет, не побоится той прямо в глаза взглянуть…»
Жужа не понимала, что с ней происходит, впервые она испытывала такое смятение и была им даже испугана. Ее бросало то в жар, то в холод. Как жестока жизнь, обрекающая душу на столь мучительные страдания! Жуже всегда казалось, будто она знает мир, который окружает ее. И вот что получилось: едва успела она сделать первый серьезный шаг, как перед ней разверзлась страшная бездна. Каждый день приносит новые неразрешимые загадки. С кем поделиться своими тревогами и сомнениями? С матерью? Нет, это невозможно… С отцом? Тем более… Кому излить душу, поверить самое сокровенное? Неужели ничего другого не остается, как бежать отсюда без оглядки?..
Вдруг со стороны села донеслась чья-то разгульная песня. Голос певца был надрывным, истошным. В нем не чувствовалось ни удали, ни веселья захмелевшего гуляки. Пение, скорее, напоминало заунывный вой почуявшей беду собаки и наводило страх и тоску.
Жужа невольно подалась в сторону шагавшего рядом с ней мужчины. Их плечи невзначай соприкоснулись, а руки, отыскав друг друга, переплелись. Не проронив ни слова, они молча шли по темной аллее. Как желанный и неожиданный подарок, бережно держал Балог горячую вздрагивающую руку девушки, чувствуя учащенное биение ее пульса… И ему казалось, будто он зажал в руке пушистую, теплую птаху с трепетно бьющимся сердцем.