В это утро у старика было особенно хорошо на душе. Прикладываясь к горлышку своей фляжки, старик слегка переборщил, перебрал лишку палинки. А палинка, известное дело, даже в малой дозе ударяет в голову и может повредить здоровью старого человека.
Но разумеется, палинка вредна только дряхлым старикам, а дед Балог отнюдь не считал себя дряхлым. Он развеселился. Лихо заломив набекрень свою просаленную и годную разве что на мыло шляпу, он шел, пританцовывая и взмахивая в такт шагу палкой. Дед был похож на дружку, зазывающего гостей на свадьбу. Как ни странно, в эту голодную осень нередко можно было встретить на улице подвыпившего крестьянина, орущего разухабистую песню. Никогда еще в этих краях не пили столько палинки: наверное, она хороша была для голодного желудка как средство от хвори, а равно и от житейских невзгод. Видать, немало осталось палинки от прежних запасов. Так вот и шел дед Балог по селу, размахивая палкой. Какое ему было дело до того, что свинцовые тучи заволокли небо, что нависли они низко и набухли, как вымя коровы перед дойкой. Даже когда дождь заморосил, на душе у старика оставалось по-прежнему светло, словно ее согревало ласковое солнце.
Дед Балог остановился у дома Бакошей, отворил калитку, вошел и надтреснутым голосом запел шуточную песенку:
Старик притопывал ногою и, отбивая такт палкой, взмахивал ею два раза вправо, два раза влево. И хотя в пустынном дворе не было ни души, он озорно кому-то подмигивал. Хозяйка дома приоткрыла дверь сеней и, смеясь, спросила:
— Кто же это там такой горячий?
Дед Балог, продолжая притопывать и едва не пускаясь в пляс, пропел и второй куплет:
Из сеней выглянула замужняя дочь Бакошихи и тоже начала подзадоривать старика:
— Нынче ночью мне приснился молодец-удалец, точь-в-точь дедушка Балог.
— Бросай муженька, выходи за меня! Не прогадаешь!
— За этакую песню не грешно и чарку поднести бравому молодцу. — И Бакошиха зазвала старика в дом.
Он не заставил себя долго упрашивать, заковылял в сени и пару раз приложился там к фляге с палинкой.
— Хорошо! По жилам пошла, — крякнул дед. — Бабоньки, молодухи, собирайтесь, что ли?
— Дождик-то с утра моросит, дедушка.
— Дождик? Ну и пусть себе моросит.
— Да ведь вымокнем до нитки под этаким-то дождем.
— Коли так, пойду принесу сермягу да прикрою вас. Я завсегда не прочь погреться с бабой под тулупом.
— Двух баб, поди, многовато будет под одну сермягу-то? Хоть ты и бравый молодец, а все же многовато!
Так они, потешаясь друг над другом, обменивались шуточками. В темных сенях, на постланном прямо на пол тулупе, захныкал сынишка молодой хозяйки.
— Как мальчонка? — сразу став серьезным, спросил старик и ткнул палкой в сторону мальчика.
— Все несет бедняжку…
— Надобно палинки дать. Поверьте моему слову: от этой хвори лучшего лекарства, чем палинка, не сыскать. Только она и поможет.
Дед снова принялся уговаривать женщин, но те так и не собрались идти с ним за крестьянами. Простившись с хозяйками, он направился к воротам. Видно, немало палинки отхлебнул старик — до того он развеселился, до того охота ему было почудить. А мелкий осенний дождь все шел и шел не переставая. Сизая пелена тумана обволакивала облезлые, ветхие хибары. Дед Балог, словно желая удостовериться, в самом ли деле идет дождь или ему только кажется, поднял лицо к небу, но густая щетина на его щеках вряд ли пропускала мелкие дождевые капли.
— Ишь, вроде бы и впрямь накрапывает!..
Затем он бодро заковылял дальше, продолжая напевать свою разудалую песню.
Старик обошел еще несколько домов, но и на этот раз охотников идти в поле не нашлось. В конце концов старику надоело всех упрашивать.