Однако, возникнув, капитализм функционирует как система экономических производственных отношений, где владелец капитала, в отличие от феодала и рабовладельца, не принуждает людей к труду, а покупает рабочую силу. Это значит, что при капитализме обмен не только становится формой производственного отношения, но и входит в его ткань. Если, например, при феодализме и производство, и эксплуатация противостоят обмену, то капитал — это единство производства, эксплуатации и обмена. Причем обмен при капитализме есть и элемент совокупного процесса общественного производства, и форма, в которой реализуется эксплуатация.
Не случайно именно обмен, мировой рынок становится основой капиталистического производства. Это — не торжество обмена над производством — подобный вывод был бы справедлив при взгляде на капитализм только с позиции «докапитализма». Если же подходить к капитализму с его собственной мерой, то обмен и производство противостоят друг другу лишь в определенной фазе общественного процесса, в целом же капитализм снимает противоречие между ними. Обмен при капитализме — это не просто и не только обмен, но и производственное отношение, функционально, превращающее в стоимость то, что субстанционально в качестве стоимости создается лишь производительным капиталом. Короче, обмен выступает одновременно и основой производства, чего не было ни в одной докапиталистической системе, и ее специфическим функциональным органом, чего до капитализма тоже не было. При этом происходит максимальная функционализация и производственных отношений.
С капитализмом социальная функция становится таковой в строгом смысле этого слова, порывая с субстанцией, «выныривая» из нее и утрачивая субстанциональные, материальные, природные характеристики, а потому не только функционализируется, но и социализируется. Процесс производства становится социальным не только по содержанию, но и по форме. Чем функциональнее и социальнее производственные отношения, тем мощнее они подстегивают развитие производительных сил, тем быстрее его темп.
Капитализм, благодаря функциональности своих производственных отношений, в этом отношении побил все рекорды. Например, производственные отношения рабовладельческого или феодального обществ, представляющие собой отчуждение воли трудящегося, т. е. превращение его полностью или частично в «говорящее орудие», в некую природную субстанцию, несут на себе большой субстанциональный отпечаток. Они сконструированы так и для того, чтобы функцию превращать в субстанцию, чтобы натурализовать общественные отношения по поводу присвоения природы. В этом смысле докапиталистические общества (и чем древнее, тем в большей степени) «сконструированы» и функционирует так, чтобы свести к минимуму какую-либо функцию, кроме той, что растворена, погружена в субстанции и если и «выныривает» из нее, то редко, невысоко и ненадолго. Капитализм, напротив, стартует с полной функционализации производственных отношений. Это — его начало. Логическим концом капитализма должна быть (и может быть) только полная функционализация производительных сил. Это соответствует функционализации как макрозакону развития капитализма.
Обмен при капитализме становится полем деятельности производственных отношений, а потому эти последние — вместе с обменом — могут существовать обособленно от собственного капиталистического производства (индустриального), от капитала как субстанции, капитала как особого исторического содержания, т. е. от действительного процесса производства (индустриального) и от капитала как собственности на овеществленный труд. В таком своем виде производственные отношения капитализма охватывают весь мир. Или, как писал В.Крылов, капитализм является мировой системой как система производственных отношений; но как особая историческая система производства — индустриальная — капитализм выступает как локальная западноевропейская, а затем — региональная североатлантическая система.
Это так — по целому ряду причин: во-первых, капитализм возникает как рекомбинация продуктов разложения феодализма в Западной Европе, т. е. только в этой исторической зоне; во-вторых, длительное время полномасштабная и полноценная индустриализация сознательно ограничивалась в центре капиталистической системы в соответствии с монопольными интересами самого центра, хотя сам этот центр пространственно расширялся, индустриализация на полупериферии и периферии долго была следствием упадка гегемонии, войн и т. д.; в-третьих, далеко не везде можно разместить промышленность и тем более создать экономическую и социальную инфраструктуру.