Законы, касавшиеся денежного обращения, в конце концов дошли до полного запрета выпуска денег колониями. Вызванная этим нехватка денег тормозила колониальное экономическое развитие, а дефляционная политика ставила английских кредиторов в более благоприятное положение по сравнению с американцами, постоянно залезавшими в долги.
Законодательство, решительно благоприятствовавшее английским кредиторам по сравнению с колониальными должниками, Англия приняла еще до издания законодательных актов, ставивших вне закона выпуск колониальных денег. Это особенно следует отметить в отношении закона 1732 года, главный удар которого пришелся по вечно сидевшим в долгах владельцам табачных плантаций. Закон предусматривал, что письменное показание под присягой английского резидента должно иметь в суде такой же вес, как и показание, данное в открытом судебном заседании и подлежащее перекрестному опросу; а также добавлял, что земля и личное имущество (включая рабов) подлежат изъятию в уплату долга таким же образом, как и недвижимое имущество в Англии. Все колониальные петиции, содержавшие ходатайства об отмене этого законодательного акта, отвергались в Лондоне, а колониальные законы, смягчавшие требования к банкротам или иным образом благоприятствовавшие должникам, неизменно наталкивались на вето короля.
Яростное негодование колонистов вызывали также английские ограничения в области лесного промысла. Английское законодательство пыталось сохранить самые крупные деревья для королевского военно-морского флота, и была даже учреждена специальная должность королевских лесничих, на обязанности которых лежало метить такие деревья как verboten[7] для американцев. Законы вызывали постоянные смуты и систематически нарушались — причем Массачусетская ассамблея в 1720 году предприняла попытку оправдать беззаконие, открыто заявив, что деревья, о которых идет речь, являлись собственностью короля только до тех пор, пока они росли; но после того как их срубили, возвестила ассамблея, не моргнув глазом, они принадлежали уже колонистам!
Поощряя колонии в деле производства того сельскохозяйственного сырья, которое сама Англия не могла производить, вроде риса и индиго, она в то же время чинила препятствия вывозу из колоний в Англию продуктов, производившихся и в метрополии. Например, установлениями так называемых хлебных законов был или полностью запрещен, или фактически закрыт посредством непомерных таможенных пошлин ввоз в Англию зерна и мяса; весьма высокой дискриминационной пошлиной были обложены также китовый жир и ворвань, если они привозились в Англию на судах, принадлежавших колониям.
Далее, Англия регулярно отменяла колониальные законодательные акты, направленные на подъем обрабатывающей промышленности. Например, Тайный совет отменил пенсильванский закон (1705 года), поощрявший обувную промышленность; нью-йоркский закон (1706 года), касавшийся производства парусины; массачусетскую попытку поощрить производство льняных тканей (1756 года). Торговая палата — а именно она давала Тайному совету рекомендации в области колониальной политики — в 1756 году открыто заявила: «Принятие колониями законов с целью поощрить промышленность, наносящую какой-либо ущерб промышленности данного королевства, всегда полагалось делом неподобающим и неизменно осуждалось».
Англия систематически проводила также политику, направленную на то, чтобы воспрепятствовать экспансии колонистов на запад. Это она делала потому, что, во-первых, старалась помешать американским спекулятивным операциям в западных землях, во-вторых, старалась монополизировать в своих руках весьма прибыльную торговлю пушниной с индейцами и, в-третьих, страшилась того, что экспансия американского населения на запад значительно затруднит поддержание колониального владычества и будет способствовать развитию чувства американской независимости.
Самым крупным примером английской запретительной политики в отношении движения на запад явился закон 1763 года, которым колонистам было запрещено поселяться к западу от Аппалачей. В этом законе проявились все упомянутые факторы, и мы располагаем одним свидетельством того времени, проливающим особенно яркий свет на некоторые из побуждений, двигавших Англией. Вот что писал в мае 1763 года лорд Эгремонт, статс-секретарь, разъясняя лорду Шелберну, президенту Торговой палаты, почему он выступает в пользу проектировавшейся «линии 1763 года»: