Материя и антиматерия. Неизбежная аннигиляция. Почему она не случилась?
Голова идет кругом, но я никак не могу остановиться на чем-то одном, эта загадка не дает мне покоя.
Ответ должен быть внутри нас. Внутри меня. Должен быть. Чем бы оно ни было, сканирование его не показывает. По крайней мере, не показывает того, что можно было бы интерпретировать — оно слишком мало.
Я обращаюсь внутрь себя, концентрирую внимание, но при этом стараюсь ни на что не отвлекаться и, самое главное, не трогать волосы. На этот раз я быстро перехожу от крови к мозгу.
Еще глубже… еще. Там что-то есть. Что-то крохотное.
Что-то, что я, как мне кажется, уже почувствовала однажды — когда лечила ухо, — что-то темное. Что-то, что невозможно ни увидеть, ни потрогать, ни ощутить.
Барьер или буфер, защитная оболочка, пройти сквозь которую я не могу.
И то, что скрыто под этой оболочкой, оно одновременно и часть меня, и постороннее, чужое.
10
Всех будит Елена. Быстрее, быстрее, это не ждет, торопит она, и мы бредем вниз, невыспавшиеся, заспанные.
Елена чуть не прыгает от волнения.
— Извините, извините, знаю, еще рано, даже рассвет не наступил, но я просто взорвусь, если не поделюсь этим с кем-нибудь прямо сейчас. Не могу ждать, не могу держать в себе.
— И что там? — спрашивает Спайк.
— Смотрите, смотрите. — Она выводит на большой настенный экран графики и таблицы, и мы все подтягиваемся и сбиваемся в кучку вокруг нее. — Вот здесь на карте мы. Я отметила для всех исходное местонахождение и начальную дату. Каждый обозначен особым цветом. Распространение эпидемии показано черным. А теперь смотрите.
Каждого из нас Елена отслеживает отдельно, начиная с себя. В день начала заболевания она находится в центре эпидемии, но затем, когда уходит, болезнь не следует за ней.
Следующий — Спайк. Он, оказывается, из Линкольна. Странно, как много и как вместе с тем мало мы знаем друг о друге. За ним черный след тоже не тянется.
— Не понимаю! — Я всплескиваю руками. Голова болит, новая кожа чешется и ощущается как что-то постороннее, и мне уже не хочется ничего больше слушать.
Словно почувствовав что-то, Спайк кладет руку мне на плечо. С Беатрис картина такая же, как и у остальных; у Алекса тоже — черный цвет эпидемии не расползается за ними.
Все говорят одновременно, перебивая друг друга. Что это значит?
Как могло случиться, что они так сильно ошиблись?
— Мы не переносчики, — говорит Алекс. — Вот что это все значит. — Открытие Елены, похоже, ничуть его не удивляет. Он все знал или, по крайней мере, ожидал — и для меня это шок.
Изучаю его ауру. Чувствую, Алекс говорит правду, как он ее понимает. Оглядываю остальных — они тоже ему верят. Аура Спайка пронизана сочувствием. Он понимает. Знает, чем я пожертвовала.
Но вера гарантией правды не является.
Я качаю головой. Нет, не может быть, не может быть…
Они ошибаются. Усилием воли беру под контроль дыхание, успокаиваю пульс.
— А что с Шэй? — спрашивает Алекс. — Ты ввела ее информацию?
— Да, — нерешительно говорит Елена и выводит на экран следующий массив данных. Киллин — Авимор — Инвернесс — Элгин… На всем этом маршруте черный след эпидемии в точности повторяет мои перемещения.
— Как такое возможно? — растерянно говорю я. — Получается, я — единственный переносчик?
— Ерунда какая-то, — замечает Спайк. — Посмотри, там есть места, к которым ты близко не подходила, но куда эпидемия распространилась довольно быстро. Например, Ньюкасл. Позже — Глазго. Лондон.
— Куда ты отправилась из Элгина? — спрашивает Елена.
— На Шетленды. Я отправилась на Шетлендские острова. И там сдалась солдатам на базе ВВС, поскольку вычислила то, что ты сейчас показала. Так и сказала им, что я переносчица.
— Они тебе поверили, и с этого все началось: правительство и группы добровольцев, вроде «Стражей», открыли охоту на выживших, — говорит Алекс.
Теперь уже все смотрят на меня, и я вижу в их аурах постепенное осознание случившегося. За всех тех, кто умер, — вина за их смерть на мне? Не только за тех, кого свела в могилу эпидемия; не только за тех, кто заразился от меня, но и за тех, кого преследовали и убили, — все они на моей совести. ПОН охотился за выжившими и раньше, и в Киллине они пытались убить меня, но после того, как я сдалась на базе ВВС, правительство официально санкционировало карательные меры.
Обхватываю себя руками — не хочу ни думать, ни понимать. Как получилось, что я — единственный носитель заболевания?
— Потом поступило подтверждение с Шетлендов, с базы ВВС, — говорит Алекс.