Аолен ушёл от нас в Конвелл по осени. Он узнал, что там завёлся некий выдающийся лекарь из Герцогств, чрезвычайно знаменитый и компетентный. Вот он и напросился к нему в ученики – ликвидировать пробелы образования. Теперь он сможет лечить язвы, чирьи, простуду и понос, по крайней мере, Ильза на это надеется. Она вообще была даже рада, что Аолен направился именно в Конвелл, рассчитывала, что он станет присматривать за Бандарохом Августусом и его потомством. Лично я очень сомневаюсь, что он этим занимался…
…Видно, сама Ильза тоже не уверена в добросовестности Аолена. Она выразила желание отправиться в Конвелл вместе с Эдуардом, и лично проверить, как там обстоят дела. Какая досада, что у нас больше нет грифона! На нём бы они за два дня обернулись. А пешком – неделя туда, неделя обратно, а то и больше. На покупку лошадей у нас не осталось наличности, джинны-туфлевладельцы в Уэллендорфе дела не ведут. Одна надежда на какую-нибудь оказию.
Ильзе с Эдуардом повезло. Энка узнала (удивительно, как ей удаётся всегда быть в курсе всех событий!), что одно почтенное уэлендорфское семейство задумало переезд в Конвелл, и срочно подыскивает охрану для своих обозов. Конечно, запряжённые в телегу лошади ходят не бог весть как резво, а всё-таки быстрее, чем пешком тащиться.
И потом, Меридит говорит, что отпускать их (Ильзу с Эдуардом, а не лошадей) в путь с почтенным семейством как-то надежнее. Меньше глупостей наделают, если будут под присмотром. Я ей сказал, что нехорошо так думать о ближних своих. Ведь когда мы были в их возрасте, то шастали, где хотели, без всякого присмотра, и никаких глупостей не делали.
«Это мы-то глупостей не делали?!» – фыркнула на меня Меридит, и чего только не припомнила! И как лазили во вражеский лагерь, чтобы стащить с вертела окорок, и как подрались с аполидийскими легионерами, и как я провалился в колодец, и ещё много такого, о чём, в присутствии кое-кого из рода сильфов, стоило бы помалкивать. Да и Ильзе с Эдуардом лишние подробности о нашей боевой юности ни к чему, тем более, перед дальней дорогой.
…Уж не знаю, как мы теперь станем обходиться без ильзиных разносолов? Придётся опять ходить в трактир, а там у них вечно рыба несвежая… Как же быстро, однако, привыкаешь к хорошему! Воину это ни к чему.
Кстати, наша гортензия, наконец-то, зацвела! Я надеялся, что цветки будут розовые или голубые, но они оказались зеленовато-белыми, невзрачными. Не знаю, это сорт такой, или ей света не хватает? (У нас комната с окнами на север, я нарочно выбирал, чтобы солнце не попадало.) Зря Энка гортензию завела, надо было папоротник, ему много света не требуется. Интересно, можно ли изменить комнатный папоротник так, чтобы он цвёл и отворял клады? И что произойдёт в момент цветения – будут в комнате, как в лесу, всякие страсти твориться, или нет?
У Макса есть цветок – глоксиния – вот это красота! Ирина говорит, он родом из Южной Америки… Если в нашем мире есть другие континенты, наверное, и там растёт что-нибудь замечательное…
А два дня спустя Ильза с Эдуардом вышли в дорогу. Путешествие вышло тоскливым до зевоты. Переезжающее семейство было весьма состоятельным, если не сказать, богатым. Перевозило весь скарб, от мебели и посуды до запасов зерна и клеток с домашней скотиной. Телеги ломились от добра, сытые хозяйские лошади плелись степенно и нерасторопно, обоз растянулся шагов на сто.
Эдуард изнывал от скуки, бесился, не хуже сильфиды.
– Ползём, как сонные мухи! Тоска зелёная! Хоть бы разбойники напали, что ли!
– Тише ты! – одёргивала его Ильза. – Хозяева услышат! Или донесёт кто, – она кивала на соседей-охранников. – Скажут ещё, накликали!
Но принц не желал внимать голосу разума.
– Эти лошади будто вчера ходить научились! Пешком и то быстрее!
– А ты попробуй, пойди пешком, – придумала Ильза. – Если и вправду получится быстрее, возьмём и уйдём вперёд. Задатка нам не дали, мы нанимателям ничем не обязаны.
Принц послушался совета – и смирился. Потому что от телеги всё-таки отстал. К тому же, хозяева боялись нападения, и обоз не останавливался на ночлег. Лошадей поили зельем, восстанавливающим силы, возниц-людей сменяли кудиане, способные видеть во тьме, процессия двигалась вперёд день и ночь. И уже на четвёртые сутки вступила в Конвелл.