– Дядя Петя! Скажите, нехай Чёрт бороду отдаст!
Бегает Чёрт по аду от Егоркиной супружницы и думает: «Сам, сам виноват! Зачем таку холеру Егорке в жёны подсунул?! Не иначе бес меня попутал… То есть сам себя попутал!»
А тем временем Бармалейка и Егорка за праздничным столом сидят, и непонятно им, радоваться или печалиться оттого, что баба исчезла. Тишиной наслаждаются, стало быть…
Но недолго наслаждались. Входная дверь вдруг скрипнула. Приоткрылася. И вот те вам – на пороге стоит Чёрт собственной персоной.
Глянули Бармалейка и Егорка и обмерли: Чёрт-то он Чёрт, да весь какой-то подержанный, пощипанный, от бороды три волосинки осталось, рога набекрень, на голове восхитительный шишак невообразимого размера, хвост узлом военно-морским завязан, под одним глазом «фонарь» тлеет, другой растерянно по сторонам бегает – пощады ищет.
– Здрасте… – Чёрт им.
– И вам не болеть, – в два голоса наши домочадцы.
– Вот что… – Чёрт смущённо повозюкал копытом по половику. – Ты это… бабу, это, свою… обратно, это… забирай.
– Снова?! – опешил Егорка.
– Опять?! – покачнулся на четырёх ногах Бармалейка.
– За это не беспокойся, – заторопился Чёрт, прикладывая сосульку к шишаку на лбу. – Мы там посовещались… – Чёрт поднял свой единственный глаз к небу, – и пришли к выводу. Всё будет по-другому! Сам не возражает.
– Сам? Ну тогда ладно, – нехотя согласился Егорка. – Если Сам даёт добро.
– Это ж уму непостижимо, какие нервы надо иметь… – прошептал кот Бармалейка, усаживаясь на лавку, – когда имеешь дело с женщинами.
И Егорка принял в объятия свою жену. Всё ж таки, кроме характера, у неё были другие разные достоинства…
И вот с тех пор, братцы, в мире земном всё переменилось. Теперь уже бабы бегают по хозяйству, за водой да за хлебом, а мужчины с друзьями домино зашибают. А когда надоест им домино, выпьют они бражки и с песнями идут домой. Оно, конечно, мужик не так красиво поёт песни, как раньше бабы, зато все при своих бородах…
И за то Чёрту спасибо!
2007 г.
Волшебное слово
В одном тридевятом царстве-государстве жила-была Машенька с папой, отставным солдатом. Эх, братцы, и дружно же они жили! Самостоятельно! Даже больше скажу – смотреть глазам больно, как славно они жили!
Но, доложу я вам, если б так они и жили, сказки б этой мы тут не сложили! А так – случилось! Тучи злые солнышко закрыли, громы загремели военные. Всякие тревожные молнии засверкали! Следовательно – собирайся, солдат, в поход.
Делать нечего. Сложил Машенькин папа свой нехитрый солдатский скарб в вещмешок, взнуздал лошадку и прибыл вместе с Машей в расположение усадьбы одной зажиточной женщины, неподалёку проживающей.
– Присмотри, соседушка, за Машенькой. А уж она тебе отработает.
– Ну, коли отработает… – скривилася Соседка.
– Благодарствую вас чрезвычайно! Выручили! – откозырял солдат, снял с себя мундир, накинул Машеньке на плечи, поцеловал на прощание – и ускакал тучи тревожные разгонять…
А Машенька стала жить у Соседки! И до чего же, братцы, милопорядочной женщиной та оказалась! Ни в чём Машеньке отказу нету. Хошь квашню замесить? Будьте любезны стараться! В доме прибраться? Сделайте одолжение, доставьте себе удовольствие. Завтрак приготовить мечтаете? Завсегда будем вам очень рады! Но Машенька своего счастья не понимает! Всё норовит благодетельнице досадить. Обеспокоить. То с вечера заснуть не даёт: заполночь плошками-горшками в печи гремит. А то утром разбудит: веником по полу шаркает, прибирается в доме…
– Не ленись! – бывало, кричит Соседка. – Косорукая!
А то сядут обедать. Один сухарик Машенька сгрызёт, а на втором Соседка в панику:
– Положь взад, зараза! Ишь, взяла моду дармоедничать! Сухарей на неё не напасёшься!
Плакать, братцы, Машеньке хочется от обиды, только слезами горю разве поможешь? Вот и терпит Машенька, не противословит. А когда Соседка её не видит, мундир папин волшебный Машеньку утешает: пожалуется она ему на свою жизнь сиротскую – и как-то легче на душе ей. А ночью он Машеньке вместо одеяла.
Накроется она мундиром, прошепчет:
– Ангел-хранитель, отринь папенькину напрасную смерть в бою, в строю, при сне, при воде, при огне, при всяком деле. Ангел с папенькой, а враг в стороне. Аминь.
Прошепчет и засыпает. И тогда снится Машеньке, будто сидят они с папой, свесив ноги с облака, как с высокого берега, и удят рыбу в радуге. Ну или ещё что-то хорошее снится.