И они полетели.
Медленно поплыли над самой землёй. Слабый в этот вечерний час, ветер нёс, покачивая, две серебристые пушинки над пшеничным полем. Или не серебристые, но это всё равно…
Так они плыли над пшеничным морем, а им вслед бежали пологие пшеничные волны. Их гребни с тихим шорохом затухали и вновь вспыхивали далеко впереди – и катились, катились, может быть даже к самому солнцу, наполовину окунувшемуся за край земли. То колоски поудобнее укладывались на ночь… И кроме этого тихого шороха, да ещё одинокого перепелиного «подь-полоть, подь-полоть», безмолвие царило над землёй. И покой.
– А мы их догоним…
Алёнка бросилась к волне и, распахнув руки, ухватила волшебный мерцающий свет. Но тот, испугавшись, ловко выскользнул из Алёнкиных объятий и вспыхнул вновь, но уже далеко-далеко впереди.
– Дорога, – прошептала Алёнка.
Действительно, поле разрезала дорога. Обыкновенная, просёлочная. Вытянув руку, Алёнка принялась пальцем чертить на ней полосу. Тогда, спасаясь от безжалостного Алёнкиного пальца, дорога вдруг нырнула в неизвестно откуда взявшийся лес. И побыстрее распалась на десятки маленьких, поросших мятликом и разным бурьяном дорожек. Или не дорожек, а тропинок, но это всё равно…
– Какая недотрога, – обиделась было Алёнка на дорогу, но тут же забыла о ней – так всё таинственно было вокруг.
Устоявшиеся запахи прелой листвы и смолистый сосновый дух окутали Алёнку и Леся с головы до ног, словно они окунулись в другой, таинственный мир. И тишина здесь была своя – особенная, какая-то загадочная. Может быть, оттого, что стволы деревьев и листва сузили пространство, не позволяя видеть, что делается там, за ними. А что-то делалось, потому что время от времени оттуда, из глубины леса, доносились неизвестно кому принадлежащие шорохи, какое-то попискивание и даже будто чьи-то шаги. К тому же здесь, внизу, уже почти совсем стемнело, и, лишь запрокинув голову, можно было видеть золотящиеся верхушки берёз и сосен.
Однако что это? Впереди, в колючих зарослях малины, кто-то сидел. Сидел и шевелил ушами. Вот так дела…
– Кто это? – шёпотом спросила Алёнка.
Лесь пожал плечами и на всякий случай спрятался за ближайшую сосну.
– И молчит…
– Молчит, – выдохнул Лесь, осторожно выглядывая из-за ствола.
– Это… волк?
– M-м-м… Нет. He похоже. Скорее медведь… – предположил Лесь.
– Ага, медведь! – фыркнула Алёнка. – Да ты посмотри, какие у медведя длинные уши. Тоже мне, медведь. Ну? Подумай. Это… за… за… За-яц!
– Не может быть. Откуда здесь зайцы? Зайцы ведь в Африке. Охотятся на этих… на сусликов. Носят детишек в сумках…
Пo мере того как Лесь описывал зайца, у Алёнки округлялись глаза. Казалось, ещё вот-вот – и они выпадут, и блестящие, словно росинки, затеряются в траве.
– Ну, па… Ну… – от возмущения Алёнка долго не могла подобрать слов. – Ты всё перепутал. Это кенгуру носят своих детишек… – Алёнка вдруг запнулась и пристально вгляделась в лицо Лесю. – Да ты опять шутишь! Шутишь? Ну хочешь, хочешь, я сейчас подойду и поглажу его? Хочешь? Подойду и поглажу.
Лесь растерянно огляделся и начал медленно сползать по стволу сосны вниз.
– Алёнка, не делай этого. Я не переживу. От страха. Вот, уже не пережил. Всё. Я умер.
С этими словами Лесь отцепился от ствола и вытянулся в воздухе, раскинув руки и состроив печальную мину на лице.
– Ага, люди не умирают. – Забыв про зайца, Алёнка подлетела к Лесю и бесцеремонно потянула его за ногу.
– Умирают, ещё как умирают… – проворчал «мёртвый» Лесь и для убедительности закрыл глаза.
– Aх, так! – нахмурилась Алёнка. – Значит, умирают?! Ему, бедненькому, наверное, просто спать захотелось. Вот он и разлёгся. Засоня!
– Кто это засоня?! – вскочил Лесь, но Алёнки уже не было.
Она стремительно уносилась вверх. Вспыхнув на солнце серебристой искоркой, она тут же растворилась в небесной синеве.
– Всё равно, всё равно, всё равно… – Лесь потерянно огляделся и, заметив задремавшего зайца, неожиданно зло швырнул в него шишкой. – Кыш, собака!..
Заяц взмыл в воздух и исчез, словно его и не было никогда.
Ещё какое-то время Лесь стоял неподвижно, прислушиваясь к чему-то, затем, встряхнувшись, медленно заскользил вверх.
Слившись с полем, растворился лес. На этой высоте, куда не залетали понапрасну птицы, ещё вовсю светило солнце, а горизонт был чист и ясен. И лишь неподалёку от Леся расположилась маленькая тучка-облачко.
Приблизившись к ней, Лесь проговорил, ни к кому не обращаясь: