Нет-нет, не переживай, экономка любит их всей душой, но ей хватает одного взгляда, чтобы породить в детских сердцах благоговейный страх. Возможно, именно этого не хватало няне Денверс.
Знаешь, я ведь прекрасно понимаю, что пишу эти строки только для себя. Может, ты видишь их, может – нет. Если Обитель всё-таки существует и мне когда-нибудь будет дарован путь в неё, я обязательно расспрошу тебя об этом.
Но пока я просто завершу это письмо, положу в конверт и запру в сейфе, как и сотни предыдущих. Мне всегда казалось, что вести дневник – трата времени, однако
Искренне твой,
А. Кроу
I. Ведьма
«…в 1735 году в Венеции состоялся первый Зимний Совет, на котором Ковен и Орден заключили перемирие, положив конец охоте на ведающих. Этот год было решено избрать для нас началом нового летоисчисления».
ИЮНЬ
154 год от Зимнего Совета
1889 год от Рождества Первозданного
Фитили парящих под потолком свечей подрагивали, вторя взволнованному дыханию полусотни ведающих, собравшихся в большом круглом зале. Пока ещё ведающих, но совсем скоро – ведьм и ведьмаков.
Честно говоря, я бы предпочла, чтобы нас вызывали по одному и просто выдавали дипломы, и желательно в уютном тихом кабинете ректора или, ещё лучше, в кабинете профессора Санторо. Я ничего не имела против главного зала Академии: он отлично передавал всю величественность магии. Элементы готической архитектуры переплетались с пышностью итальянского барокко. Высокий купольный потолок был исписан реалистичным звёздным небом; в центре, на светлом мраморном полу, красовался фонтан, увенчанный символом Академии – растущим полумесяцем, заключённым в сложную геометрическую форму звёздчатого тетраэдра и опоясанный тонким кругом, символизирующим полную луну. Над залом находилась галерея, к которой с двух сторон от фонтана вели две лестницы. Всё это создавало особую магию, но я хотела уюта.
Взгляды всех ведающих, ожидающих начала церемонии, были устремлены к галерее. И по какой-то неведомой причине мои однокурсники каждые несколько минут шагали всё ближе к ней, делая нашу и без того плотную толпу удушающей.
Я поморщилась, стараясь не огрызнуться на наступившего мне на ногу юношу. В голове билась одна мысль: «Ненавижу толпу!»
– Ты на выпускном, а не на заклании! Расслабься, сестрёнка. – Ехидный шёпот Тадеуша ненадолго помог мне отвлечься от нарастающей паники.
Искоса посмотрев на него, я поняла, что брат, как всегда, был абсолютно спокойным и радостно улыбался. Ещё бы: в отличие от меня, он обожал всевозможные сборища.
– Я всё чаще сомневаюсь в том, что мы родственники, – пробормотала я.
– Зря! – отмахнулся Тадди. – Тебе повезло разделить со мной семейную красоту.
Он провёл рукой по густым светлым волосам с едва заметной рыжиной. Хотя нет, это у меня волосы отливали привычным британцам рыжим цветом, а на голове Тадеуша он удивительным образом становился золотым. То же можно было сказать и про глаза: брат был обладателем тёплого зеленоватого оттенка, помогающего ему одним взглядом завоёвывать доверие любого. Я же обычно видела в зеркале нечто среднее между холодным зелёным и прозрачным голубым. Эти цвета, как говорил опять же Тадеуш, делали мой взгляд надменным и осуждающим. Я давно смирилась с этой несправедливостью и даже научилась любить свою внешность.
Однако в чём-то брат был прав: наши тонкие носы с чуть вздёрнутым кончиком, ямочки на подбородках и высокие скулы были показателем родства. Не будь их, я бы точно начала сомневаться в том, что мы близнецы.
– Тадди, мы можем разделять многое, но не любовь к шумным сборищам, – наконец ответила я.
Брат театрально закатил глаза и тут же отвернулся к миловидной однокурснице. Как обычно.
Я давно привыкла к тому, что мой близнец умел находить общий язык со всеми. Тадеуш с самого детства знал, что сказать и как понравиться каждому. Девушки готовы были продать душу за его внимание, а мужчины – за дружбу. Я тихо усмехнулась, вспоминая, как брат получил зачёт по алхимии, просто сделав комплимент одеколону профессора Бронте.