Нелюбовь к людской толчее была со мной с самого детства. «Хотя… почему нелюбовь. Возможно, я обожала бы быть среди людей. Я бы хотела». Но стоило оказаться в толпе или под взглядом многих глаз, как неконтролируемая паника поглощала разум. И сколько бы я ни пыталась вспомнить причины такой реакции, всегда натыкалась на стену, которая отгораживала ранние детские воспоминания от тех, что пришли со мной во взрослую жизнь.
– Смотрите…
– Эка вышагивает! Глядит свысока, будто лучше нас…
У меня не было привычки прислушиваться к чужим разговорам, тем более в Венеции, где гомон голосов смолкал только по ночам. Да и в речи смешивалось слишком много языков. Я знала и английский, и итальянский, но их сочетание порой всё ещё вводило меня в ступор. Однако в этот раз что-то было не так. От шепотков вокруг по спине поползли мурашки. Я стала замечать всё больше взглядов, направленных на нас с профессором Калисто, и не могла понять, чем они были вызваны.
Компания из нескольких женщин в модных платьях перешёптывалась. Они прикрывали лица веерами, и слов было не разобрать. Взгляды, обращённые на Джиованни, казались испуганными, ненавидящими и настороженными. Представители рабочего класса не скрывались вовсе – я с удивлением заметила, как на нас указывают пальцем:
– Да нормально выглядит…
– Что ж нормального?! Он хаос во плоти!
Не выдержав повышенного внимания, я решилась задать Джиованни вопрос:
– Почему все так смотрят на нас?
– На меня, – быстро ответил он. – Цвета Академии в одежде привлекают внимание. В связи с последними событиями это логично.
«С последними событиями?.. – не поняла я. – Что же ещё могло произойти за год?»
Пересилив себя, я огляделась и с удивлением поняла, что студентов Академии на площади не было. Ни одного человека в знакомой синей форме, хотя занятия уже должны были закончиться. «Да что происходит?!»
– Я год была на пустошах и не читала ни единой газеты, – осторожно начала я, стараясь больше не смотреть по сторонам так явно. – Что произошло за это время?
Женщина с ребёнком на руках отшатнулась, когда Джиованни прошёл мимо неё.
– Боюсь, сейчас не лучшее время для рассказа, – ответил ведьмак, с грустью глядя на младенца, заплакавшего от резкого движения матери. – Многое изменилось, и наше положение снова стало шатким.
– Шатким?
Джиованни настороженно посмотрел на людей рядом с нами. Многие прислушивались к нашему разговору. Лицо профессора смягчилось, когда он вновь взглянул на меня.
– Я буду рад ввести вас в курс всего происходящего, когда мы окажемся в Академии. Здесь… это небезопасно и неразумно.
– Спасибо, – кивнула я, чувствуя ещё больше тревоги, хотя казалось, все эмоции уже иссякли.
«Что может означать «шаткое положение»? Новый конфликт Ковена и Ордена?..» Моё поколение ведающих уже почти не сталкивалось с ненавистью и гонениями. Нас не боялись и почти никак не выделяли среди простых людей. Конечно, случалось всякое: инцидент с докерами год назад был тому доказательством. Да и Орден, в отличие от Ковена, никогда не давал забыть о прошлом ни ведающим, ни простым людям.
«Неужели они начинают новые гонения? – страшная мысль плотно укрепилась в разуме. – Мы все читали о том, как наши предки скрывались, как сгорали на кострах, но ощутить это на себе… Геката, упаси!»
Должно быть, размышления всё-таки перешли в некую эмоцию на моём лице, потому что Джиованни серьёзно сказал:
– Эстер, я не хотел вас пугать. Прямой опасности для нас сейчас нет. Скорее временные сложности, с которыми Ковен разберётся.
– Дело в Ордене? – я подняла взгляд на колокольню собора Святого Марка.
Там красовался угловатый символ Ордена Первозданного.
– Прошу вас, не здесь. – Профессор пошёл ещё быстрее, в очередной раз уйдя от ответа, и мне стало сложно за ним поспевать.
Самым страшным было то, что «временные сложности» обычно не боялись обсуждать на улице. Проблема явно была глубже, и я просто не могла понять, что же такого случилось всего за год моего отсутствия.
Опустив глаза, я шла за Джиованни.
– Свежий выпуск! Мы впустили хаос в свою жизнь! Интервью со святым отцом Братоломью! Ведьмы – зло? – крики мальчишки – разносчика газет – были подобны удару молнии.
– Что он несёт?! – не выдержала я, хватая профессора за локоть.
Он даже не взглянул на ребёнка.
– Сплетни. Как всегда.
– Что значит «ведьмы – зло»?! – задать вопрос тихо мне не удалось.
Венецианцы, находившиеся поблизости, стали ещё больше коситься на нашу пару. Профессор хорошо держал лицо: внешне он не казался ни смущённым, ни встревоженным таким вниманием.