Начальник говорит и говорит. Он говорит так, будто со мной все уже решено и он дает последние наставления, а я уже организую работу на строительстве ЛЭП.
— Смотри, — он тычет пальцем в генплан, — Дражный — самый трудный и отдаленный участок от базы. Надо начинать до наступления оттепели. Ты учти, Дюжев, хлюпикам там нечего делать, это я тебе точно говорю! — Он устало садится на свое место. — Может, перепишешь заявление? — спрашивает. — Или в приказе оговорим: «В силу особого доверия», а?
— Да что там оговаривать.
Я так увлекся воспоминаниями, что позабыл, где я, и… провалился между камней! Выбрался, отряхнул снег, покрутил головой, как филин. Не приложу ума, в какую сторону идти? Потянуло снегом. Наверно, опять туча зацепила за голец и будет нудить, пока не изведется.
Справа от меня вдруг показалось светило. Луна? Откуда? Сворачиваю на свет. Подхожу. Прожектор и наша палатка. Наверно Славка развернул и включил его. Лыжи, воткнутые в снег, стоят вопросительными знаками. Вхожу, вот черти, почти все как ни в чем не бывало, спят. Только Талип что-то строгает около печки, да Славка ставит на стол кусочек теплой оленины, чайник, соль в изоляторе.
— Подождали бы еще час — пошли бы искать, — говорит он.
Кто-то сильно захрапел. Талип посвистел, перевернул спящего на бок.
Сижу за краешком стола, длинного, как платформа, ем.
Талип тихо, гнусаво поет татарские песни.
— Что мастеришь? — спрашиваю.
Талип смотрит на меня пристально, гнет через колено деревянную пластинку.
— Лыжи мужику. Ты ведь, дед, днем, как сова; не видишь, какими глазами смотрит на тебя этот «заклеп» Андрейка, когда ты уходишь.
— Демагог ты, Талип.
— А сам ты охто?
Славка сгребает стружки и кидает в печку, огонь жадно хватает их. Отсвет бежит по палатке, выхватывает на другом конце закуток, сооруженный бригадиром из одеял.
— Давай, Славка, банки-склянки собирать. Завтра продукты таскать надо, — говорит Талип и вытряхивает на стол кассу.
Талип у нас еще и котловой. Должность эта выборная, деньги бригадные неприкосновенны. Выборы проходят при полном составе бригады. Толковый котловой, говорят на ЛЭП, стоит звена. Здоровье и производительность — в тарелке.
В день получки ребята сдают деньги котловому. Сумму определяет бригада. И он ведет все хозяйство на кухне: закупает продукты, составляет меню. Деньги, интендантские бумаги, тетрадь для записей хранит Талип в банке из-под сухого молока, постоянное место которой на столике возле кровати.
Одолжить у Талипа нельзя: свои отдаст — пожалуйста, рубаху снимет — бери, но к общественным не прикоснется. А шибко приставать будешь — схлопочешь по шее. Но вот если ты новичок и без денег, то не беспокойся: Талип поставит на довольствие, прокормят, ни слова упрека не услышишь. Или, скажем, гости приехали — всегда пожалуйста.
Был и такой случай. Как-то Талип стал замечать; что из банки исчезают червонцы. Привезет покупки из магазина, «ведет баланс» — добавит своих. Стал присматриваться. И бросилось ему в глаза: перед получкой денег ни у кого нет, а новичок один под хмельком ходит, хотя в котел не вносил. Но Талип даже не заподозрил его: такой положительный на вид мужик, в очках, в годах.
Однажды собрался Талип за селедкой в поселок да забыл записную тетрадь. Вернулся, смотрит и глазам не верит: очкарик шурует в банке. Талип даже оробел, открыл рот, а закрыть не может. Затем он вежливо снял со шкодника очки, положил их аккуратно на кровать, взял его за шиворот и носом об стол. Еще хорошо, ребята об этом происшествии не узнали. Новичок вернул деньги и сам же потом обо всем рассказал. А Талип извинился за то, что так нехорошо, не по-лэповски, получилось.
Тем дело и кончилось.
Строить ЛЭП — быть постоянно в движении. С вечера каждый знает, что будет делать завтра. Бригадир после ужина прикалывают на гвоздь список:
На рубку просеки — такие-то.
Раскряжевка — «дружбисты» (рабочие-пильщики на «Дружбах») — тоже пофамильно.