Спустя полчаса эти две мобильных базы состыковались меж собой и, превратившись в натуральный сочленённый поезд, медленно поползли вглубь берега. Теперь-то сломанные конечности прям посередине сороконожки получились. Если они и мешали движению, то мы отсюда этого рассмотреть уж не могли. Начиналась пурга и видимость становилась всё хуже.
— Хаген, давай помаленьку следом.
Как бы следы не замело. А фонари включать — это ж как на всю тундру заорать: «Вот они мы!» Так-то новосибирские студенты-энтузиасты от вооружения нам поставили мудрёные синие фонари, вроде как шибко малозаметные. В самый последний момент, считай, без полевых испытаний. Я пока не проверял — доверия особого нету. Ну вот как свет фонарей может быть незаметным? Пушкин мне втирал про длинны волн, про рассеивание, всё равно верится с трудом.
Потихоньку ползли по следам. Благо, сдвоенная махина оставила их предостаточно. Минут черед сорок, уже совсем в темноте, Хаген остановил «Саранчу».
— Фрайгерр Коршунов, на два часа в низине свечение.
Пригляделся — действительно. Почему сам не заметил? Непонятно. Ну, главное — заметили. И мы первые, а не нас… Достал бинокль, надо же атаману рассказать, чего там происходит. Не просто точку на карте ткнуть…
А когда высмотрел…
Бывает такое. Когда вижу что-то кровавое — планка падает, и всё, никаких тормозов не остается.
Длиннющая мобильная база свернулась клубочком перед входом в, видимо, подземную базу, или старую шахту? И в свете фонарей многоножки и прожекторов арки входа кто-то кормил белых медведей… людьми… у сороконожки кучковались несколько медведей, а с её верха, прямо в толпящихся зверей, упало размахивающее руками тело. Плеснуло красным…
БИТВЫ ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ
— Атака! — кто это так заорал? Я?
— Яволь! — привычно ответил фон Ярроу, и мы понеслись вперёд. Я дождался дистанции гарантированного поражения и высадил пол-ленты в медведей. Чтоб точно ни один людоед не ушёл! Хаген немного сместился вправо и принялся короткими, скупыми очередями отстреливать опоры у многоножки. Чтоб тоже не ушла, тварь! А ничего так студенты мне крупняк модифицировали! На моих глазах дойч отстрелил уже, наверное, с десяток опор. При попадании конечность искрила, а потом словно ржой разъедалась, и следующее попадание отрывало её напрочь.
А потом на крыше мобильной базы выдвинулась турель, и наша боевая удача закончилась. У них была скорострельная пушка.
Первой же очередью «Саранче» оторвало многострадальную правую опору. Сколько я с ней провозился, твари! Шагоход неловко завалился на бок, проскользил по снегу, упёрся в скалу. Хаген попытался его поднять, но… «Саранча» несколько раз вздрогнула от попаданий в кабину и осела.
Мой бронекарман мгновенно стал ловушкой!
Пока я рвал полог, и пытался выбраться, «Саранча» тяжело дёрнулась, но Хаген успел сделать две длинные очереди. Звуки вражеского орудия умолкли. Неужели Хаген его достал?
Больше по нам не стреляли, но… и не надо было. Шагоход тихо чадил, где-то внизу хлюпало масло. Обломки «Саранчи» прижало в заиндевелой скале, а я всё рвался из меховой ловушки. Да сколько можно⁈
Рыкнул, рванул на пределе — аж жилы затрещали. Вывалился наружу. Привычно поставил щит. В лицо сунулась огромная окровавленная пасть. Недобитки! Высадил в упор все семь патронов из револьвера. Рёв! Меня рвануло в сторону, и ещё одна мерзкая, пахнущая свежей кровью морда сунулась мне в лицо.
— Н-на, тварь! — я треснул по ней… лапой?.. и перевернувшись со спины, долбанул туда же льдом. Медведя словно огромной колотушкой впечатало в обломки «Саранчи», он коротко, даже как-то жалобно рявкнул и затих.
Я огляделся. Вкусных медведей рядом больше не было. Так — падаль, но это потом… А вот там, у здоровенных железяк, суетились двуногие.
Люди! — одёрнул я сам себя.
Люди?.. Они тоже вкусные!
Два скачка — и первый, истошно стреляющий в меня двуногий улетает в сугроб, окрашивая снег алым. Потом возьму. Второй замахивается смешным топором, удар натыкается на щит, и я перекусываю истошно воющего двуногого.
Человека!!! Тьфу, нельзя!
Я вытер лицо о снег. Этот голос у меня в голове кричит, что это люди! Их нельзя есть! Почему? Какие же это люди, если они кормили вкусных мишек своими соплеменниками? Это двуногие! Не мешай!