— Дуэли до смерти на территории университета запрещены! — пробубнил с передней парты Ростислав Жуковский. — Пункт третий, подраздел восьмой правил. Карается увольнением с учёбы!
— Да мне насрать на эти правила! — внезапно заорал поляк. Психический что ль? — Значит будем биться за стеной, если ты не трус!
— Ваш вызов принят, прекратите истерику. — На меня накатила какая-то меланхолия. Ну что, Сокол, ты хотел дуэли до смерти? Будет! — После занятий жду вас за территорией университета. О прочем договорятся секунданты.
Тышздецкий посверлил меня взглядом и, хлопнув дверью, удалился.
— Неслабо у тебя учёба протекает, — протянул Дашков.
— Сам в ажитации.
Лекция прошла на редкость спокойно. Никаких тебе летающих записочек, никаких покашливаний или глупых разговоров шепотком, которые весь вчерашний день с назойливостью мухи царапали и раздражали звериный слух. Юсупова сидела, как примороженная. То ли слова мои переваривала, то ли (в кои-то веки!) задумалась о чём. Может, её так процесс думанья поразил?
Я ожидал, что на следующей перемене князь Дашков не выдержит и продолжит разговор. Чего уж он там выспросить хотел, я точно не знал, но догадывался. По-любому, про Боброву спрашивать будет и про этого, пень горелый, «свадебного коршуна».
Но Михаил сидел, молчал и тоже о чём-то сосредоточенно думал.
Зато Юсупова, как только разблокировали двери, поспешно вышла, раздражённо попросив потащившийся за ней хвост не сопровождать её. И не вернулась.
Мне было совершенно индифферентно, куда она там пошла. Мало ли? Может, девку от расстройства прослабило? Но группа воздыхателей возбудилась — считай, вся почти группа. Всю следующую лекцию они драматически вздыхали, многозначительно кряхтели, сверлили меня глазами и меж собой переглядывались. И довели нервозность в аудитории до такого состояния, что чувствительный Дашков начал слегка искрить. Наш алхимик, впрочем, не растерялся, а, пользуясь этакой оказией, вызвал Мишу к доске и с его помощью провёл какие-то особенные энергоёмкие опыты.
Направляясь на обед, я почувствовал, что новость об очередной дуэли распространилась по всему университету. Мне подмигивали, кивали, останавливались, чтобы сказать что-нибудь оптимистическое в поддержку, и показывали издалека подбадривающие жесты. Тотализатор, поди, уже вовсю раскочегарен.
А в столовой за привычными сдвинутыми столиками сидели всё те же лица. Сокол, что вовсе для него нехарактерно, был погружён в какие-то мрачные думы.
Я сел, не обращая внимание на вопрошающие Петины взгляды, невозмутимо дождался официанта и уже после того, как мне принесли заказанное, спросил у Ивана:
— Теперь твоя душенька довольна?
Он посмотрел на меня непонимающе:
— Ты о чём?
— Сокол, можно подумать, тебе не доложили? После учёбы у меня дуэль с Тышздецким. Поляк требовал до смерти.
— Не-ет, никто ничего не докладывал, — растерянно протянул Иван. — Я вообще только приехал. А как же запрет на территории?
— А мы — за. За заборчик выйдем, и вся недолга. Сокол, ты чего — внезапно поглупел? Мне командир сказал: «Илья, убей поляка», — вот Илья и пошёл выполнять!
— Ты реально так сказал? Иван Кириллович? — с восхищённым удивлением спросил Дашков. — Я тоже такого друга хочу! Сказали: «Иди убей», — он пошёл, обалдеть!
— Да врёт он! Не так всё было! — Иван аж подскочил со стула.
— Ся-ядь, на нас оглядываются! — Витгенштейн тоже сам на себя не походил. Угрюмый, и какие-то мысли гоняет. Что, блин горелый, случилось-то?
— Да мне всё равно, пусть смотрят! — взвился Сокол.
— Это понятно, что всё равно, — я внимательно посмотрел на него, — но всё-таки сядь. Иван, допустим, я его убью… Да не вертись, всё в руке Божьей! Ты понимаешь, что этого совсем не достаточно? У старшего Тышздецкого три сына. Да две дочери до кучи. Мне всех их по очереди на дуэли поубивать?
Сокол сел, продолжая хмуриться:
— Ты, главное, Сигизмунда достань. А там я уже кое-что придумал.
— И что ты придумал? Не поделишься? С друзьями, к примеру, посоветоваться не хочешь? — Петя наконец-то этак многозначительно улыбнулся. Ну да, в этой троице самые шкодливые идеи продуцирует именно Витгенштейн. Коли надо что придумать — это к нему.
— Ой, отстань! Можно подумать, у тебя одного голова варит! — Иван допил компот и встал. — Хотя… Если есть желание поучаствовать — пошли.
И они с Витгенштейном удалились, чуть не бодрой рысью. Морды мрачные, как у заговорщиков — куда деваться!
— Нет, ты видел, а? — Серго отложил шампур шашлыка. — Я же не доел!
— А вас, князь Багратион, и вас, князь Дашков я бы попросил оказать мне честь стать моими секундантами.