— Э-э-э, брат, о чём речь! Щас покушаем и быстренько условия обговорим, хорошо?
— А ты? — Я спросил у Михаила.
Он торопливо прожевал кусок мяса.
— Я — конечно! Я только за, — он запнулся, — только у меня опыта никакого нет.
— У меня займёшь, я в стольких дуэлях секундантом поучаствовал, вах! — Серго хлопнул Михаила по плечу.
— Вот и хорошо. — заключил я.
На третью-четвёртую пару Юсупова так и не явилась. Подружайка ейная, баронесса Курагина, только обеспокоенно озиралась, по-видимому, совершенно не понимая, что делать и как себя вести в отсутствии старшей товарки. Да и хрен бы с ними.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ…
Когда лекции закончились и студенты шумной толпой вышли из аудитории, мне в коридоре заступила дорогу странная группа. Четверо мужчин. Богато, но как-то чуждо одеты. Европейцы? Лица холеные, спесивые. Трое, видимо, родственники — двое молодых и один кряжистый старик. А четвёртый напрашивался на прозвище «канцелярская крыса». Убей — не знаю, почему.
— Илья Коршунов? Сотник Иркутского казачьего войска?
Старик цедил слова, словно быть казаком — это оскорбление.
— Так точно. С кем имею…
— Граф Тышздецкий. Это мои сыновья и поверенный.
— Чему обязан? — я поймал себя на мысли, что разговариваю с ними, как если бы с Хагеном в бою переговаривался — короткими, рублеными фразами.
— У нас к вам небольшой разговор и несколько вопросов. — Старшего Тышздецкого моя манера разговора, видимо, совсем не смущала.
— Слушаю вас.
— Для начала, давайте отойдём к окну и не будем никому мешать.
— Извольте.
Мы подошли к окну, старик положил на подоконник руку, задумчиво посмотрел в окно и спросил:
— Господин сотник, вы намеренно преследуете моего старшего сына?
От неожиданности вопроса я даже усмехнулся.
— Ни о каком намеренном преследовании речи и быть не может. Оба раза именно ваш сын нарывался на скандал и вызывал меня на дуэль.
— Вот как? — Граф кинул на меня мрачный взгляд. — А у меня есть другие сведения… Но допустим. И всё равно остаётся вопрос: кто вы такой, чтобы бросать вызов графам Тышздецким? Сотник из деревни под Иркутском? Даже если у вас имеются высокие, — он дёрнул бровью, — покровители, вы должны понимать, что рано или поздно высокородным надоест игрушка…
— А вы не зарываетесь, ваше сиятельство? Честь дворянская — она одна на всех, так же как кровь одного цвета у всех людей — кр-р-расная! — последнее слово выскочило с отчётливым отзвуком рыка.
Что-то мне этот разговор стремительно переставал нравиться. Мутные угрозы эти, да и встали оба молодых Тышздецких так, словно отрезают мне возможность к ретираде. Интересно будет на них посмотреть, если я прямо сейчас облик приму. Не обгадятся?
А давай⁈
Возможно, чуть позже…
Графья от прорвавшегося рыка слегка отшатнулись, но тут уж — верно, видать, Петя говорил — гонор застилает разум.
— Вы забываетесь! — нервически воскликнул старший Тышздецкий, покрываясь красными пятнами. — Не знаете своего места! Кто вы — и кто мы!
— Я так думаю, что если разговор пойдёт в таком ключе дальше, мне придётся дуэлировать и с вами тоже. Эта беседа не даст вам ничего, на что бы вы там ни рассчитывали.
— Подождите… — в разговор вкрадчиво включился «канцелярская крыса». — Господа, не стоит ругаться. И для обид пока, — он выделил последнее слово, — тоже нет причин. Господин Коршунов, выслушайте сначала наше предложение.
Он убедительно посмотрел на графа, тот, скривясь, кивнул.
— Мы предлагаем вам некоторую сумму. За отказ от дуэли и последующие извинения с вашей стороны.
— Чего-о⁈ — Боюсь, последнее слово я высказал несколько более громко, чем положено в простой беседе. — Вы в своём уме?
В разговор встрял один из сыновей:
— Казак, ты не бессмертен! И твои родные тоже по земле ходят!
— Нет желания быть следующим, после старшего братца? — я понял, что добром этот разговор явно не закончится. Ядрёна колупайка, Сокол, ты хотел, чтоб я помножил на ноль этих графьёв польских — так они же сами в очередь лезут, на головы друг другу наступая! — Так смотри внимательней…
И только я собрался треснуть ладонью графёныша, как:
— Вах, дорогой, что у тебя тут происходит? — Раздвинув молодых Тышздецких, в наш круг вклинился Багратион и опёрся локтем на подоконник рядом со мной. А за спинами поляков остановились трое пятикурсников и Дашков.
— Молодой человек, не влезайте без надобности в чужие дела! — Старик явно не собирался менять тон.