А нас за «Кайдзю» — орденами Суворова. «Нас» — это значит: меня и Айко.
Айко, заслышав про награду, сделалась какая-то… деревянная, что ли. Однако орден приняла с достоинством. Долго молчала, а после церемонии награждения сказала мне:
— Очень, очень хитрый ваш император. Теперь мне в Японию дороги нет. Даже если пройдёт время.
Да уж. Если, как ходят слухи, всем участникам этой войны ещё и медаль «За победу над Японией» светит… Вряд ли лису после такого встретят на родине с распростёртыми объятиями.
Сразу после награждения лагерь гулял, отмечая отбытие — на все посты были расставлены прибывшие новенькие. А потом нашему балагану вручили сухпай на три дня и проследили, чтобы мы все (с отметками в списке под роспись) поднялись на борт дирижабля. С запретом на выход. Эк Никита Тимофеич опасается, что лис ему на шею повесят!
Да и ладно, мы не в обиде. С каждым часом дом всё ближе!
АРМЕЙСКИМ ГРУЗОВЫМ
Есть в неторопливости армейских воздушных транспортников определённое очарование. Особенно когда домой возвращаешься. В том, как медленно скользит под тобой земля, как солнце пробивается косыми полосами света сквозь облака. Сидеть у панорамного окна, смотреть вдаль. Предвкушать встречу с родными…
Вообще, моя воинская фортуна — дамочка не скупая. Вон сколько нахапал! Разгрести бы… А на этой кампании даже шрамов не приобрёл. Токмо зуб выбитый. Я потрогал языком — отрастает потихоньку! Так что клички «Илюха-щербатый» мне не видать. А виновница моей частичной беззубости вот сидит, по сторонам смотрит, от восторга подпрыгивает. Ну убейте меня, непонятно, как полторасталетняя баба (а лиса — таки баба) всё-таки умудрилась сохранить вот такое детское отношение к жизни?
Они с дочками в первый же день облазили весь дирижабль, побывали вообще везде, а любимым местом оказалось сидеть прямо на гондоле сверху, ближе к носу.
Сидят, приняв… как там Айко говорила?.. удобную форму, вроде? Хвосты развеваются, носы вперёд. Дивная картина. Ну хоть не шкодили. Это, я так думаю, не шкодили с приставкой — «пока».
Лисы-дочки активно совершенствовали русский язык. И поскольку мать заставляла их говорить только на нём, для всех нас до некоторой степени облегчился контроль за лисьей молодью. Мы ведь поочерёдно за ними следили! А то, знаете ли, страшновато лететь и каждую минуту бояться, что кто-то из рыжих что-нибудь из любопытства открутит.
Так вот, Антоха рассказал, что краем уха слышал, как старшая дочка выпытывала у матери: как же она так проиграла? А Айко им таких ужасов про бой со мной понарассказала, что младшая аж расплакалась:
— И дедушка Святогор нас отдал ему? Не по-честному так! Он же нас убьёт и не почешется!
На что мать величаво изрекла:
— Такова наша судьба.
По-любому себе задачу в воспитании облегчает. Чуть что, пригрозила шкодницам страшным Коршуном — и все дела. Это пока они меня на зубок попробовать не восхотят…
Но — спасибо, хоть на время пути внушений хватило. Долетели спокойно. Объявили, что выгружать нас будут в гражданском грузовом порту, и всем непременно в парадную форму облачиться. Я сперва удивился, а потом как увидел целую толпу встречающих во главе с губернатором и лучшими людьми города, да оркестр, да выстроившихся в ряд местных репортёров с блокнотами и фотоаппаратами…
ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА
Вот уж чего никто не ожидал, особенно газетчиков. По столичным меркам, может, и мелочи, а для Иркутска этих десять человек — уже сильно много! У нас изданий-то — две газеты да ещё какой-то садоводческий листок. И эти десять человек — едва ли не весь штат имеющихся в Иркутске репортёров.
И чтоб все собрались встречать нас?
Оказалось, правда, не совсем нас, а вообще всех возвращавшихся с дальневосточного фронта. Уже легче!
Как мне потом рассказали, чуть не из самой императорской канцелярии поступила настойчивая просьба: в наилучшем и подробном свете рассказать о геройствах русских войск. Как на местном, так и на государственном уровне. Чего-то мне чудится, что знакомые Петины уши в этой затее торчат. Ну или кого-то подобного. Неужели наконец-то стали заниматься правильным освещением событий, а?
Естественно, в толпе встречающих оказались и тесть мой, и зятевья — Виталий, Афоня и Олег. Сияли все четверо не хуже наших медлалей-орденов. Но разговаривать нам не дали — всех прибывших с фронта быстро оттёрли от родни и друзей, усадили на специально выставленные кресла и попросили ответить на пару вопросов. Прямо в порту!
Ну рассказали обчеству, чего не рассказать! Нам, слава Богу, стыдиться нечего! И медалями-орденами, и чинами не обделены. Хаген так вообще герой! Ну и я немного…