Выбрать главу

— Я вот думаю, — Афоня слегка усмехался, — пора его уже на стажировку определять или подождать, когда снег начнёт валить, чтоб он посильнее проникся?

— А разве к родителям на двор печорские монахи очищающий контур не поставили? — удивился Виталя.

— Так его же можно отключить! В воспитательных целях.

— Экий ты, братец, коварный!

— Жизнь заставит, знаешь ли…

Так за разговорами полчаса промелькнули пулей. Вот и «Пантера» пришагала, и гостинцы наши выгрузили, отвели шагоход в ангар и все вместе, тремя автомобилями, поехали в Карлук.

* * *

Как ни хотели зятевья сесть в машину вместе со мной, а пришлось их разочаровать.

— У родителей наговоримся. Мне этих хвостатых барышень из виду упускать нельзя.

— А что такое? — удивился Афоня, погладывая на скромно ожидающих на крыльце японок. — Нет, мы, конечно, видели кино. Знаем, что боевые. Но так-то…

— О-о, брат, это чистая видимость. Мамаша ещё получше себя в руках может держать, а дочки — чисто бесенята.

Мать? — хором удивились зятья.

— Ей же лет двадцать, — не поверил Олег. — Молоденькая совсем!

Сто пятьдесят не хочешь? — очень тихо просветил их я. — Только громко не орите. Женщины не очень-то любят про возраст.

— Ну, это понятное дело! — Виталя озадаченно почесал в затылке. — Хренассе…

Про дочек даже спрашивать не стали. Сами догадались, поди, что лет им поболее, чем на вид. Я, честно-то, и сам не спрашивал. Но если брать в расчёт Святогоровы слова, старшей должно быть где-то от двадцати пяти до шестидесяти. Я бы лично полтинник дал. А младшей — от двенадцати до двадцати пяти. Тут, по-моему, видимость не сильно от реальности отличается. Лет тринадцать ей и есть, рассуждения-то у девки совсем детские.

В общем, сел я в машину с лисами, чтобы, значицца, пригляд обеспечить. Но сильно переживал зря. Новое место, новые люди — столько всего нужно было разглядеть! А в особенности… Поразительно, но более всего (и весьма шумно) лисы обсуждали женские одежды!

М-да-а-а уж!

Лиса ты или не лиса, но обсуждение новинок моды для женщин — это вечное. И хочу сказать, несмотря на непривычные фасоны, лисичкам нравилось то, что они видели. По щелчку пальцев Айко одежды на всех трёх преобразились.

— Ну как? — спросила она меня.

Что говорить-то? Мне в плане одежды женские наряды довольно индифферентны — как Петя говорит, что пнём об сову, что совой об пень. Я судорожно припомнил разговоры сестриц и Серафимы с княжнами-подружками на подобные темы и уверенно выдал:

— Весьма элегантно. Чувствуется тонкий вкус.

Айко фыркнула:

— Я же вижу, что ты на ходу сочиняешь! Но нам очень льстит, что ты хотел сказать нам приятные слова, — они чинно кивнули.

* * *

Маманя с батей и прочая родня-друзья встречали нас разнаряженные. По причине жаркой погоды столы расставили на дворе, и как раз сейчас помощница Фрося с тётушками заканчивали расставлять на столах последние блюда. Нет, вы не подумайте — потом будут ещё перемены, но пока столы ломились так, что больше уж ничего не втиснешь.

— Ильюша! — матушка кинулась обниматься.

Батя сперва чинно пожал руку, полюбовался на мой иконостас, тоже крепко обнял:

— Не знаю, с чем первым и поздравлять!

— Со всем успеем!

Пошли дядьки-тётушки-братья-сёстры, а там и соседи. Со всеми обнимался, не чинясь. Японки таращили глаза. Для их привычки к чинному этикету действо представлялось очень странным.

Матушка тем временем громко высказалась:

— Ох, Илюша, не можешь ты, чтоб кого-нибудь из похода не привезти.

— Скажи ещё спасибо, — хохотнул отец, — что тех голландок у него отобрали. Иначе у нас бы давно цельный отряд образовался.

— Ну идите уж, обниму вас! — заявила маманя и принялась душевно обнимать совсем уж обескураженных лис. Ну смешно мне было глядеть на их вытаращенные глазёнки, простите меня…

За маманей выстроились тётки, сёстры, соседки… И как-то они утащили лис на свой край стола и со всем усердием принялись их потчевать, что я даже волноваться меньше стал. Когда, знаете ли, обожратушки до того, что дышать трудно, на шкоды гораздо меньше тянет.

Представил я обчеству своих новых боевых товарищей. Сели честь по чести за столы. И понеслась! И здравицы — за государя, за победу, за каждого из нас, да за всякие рода войск — много было сказано, много выпито, ещё больше съедено. Хорошо, что нас с фронту четверо пришло — народ у нас до историй жадный, я б в одну каску точно язык смозолил, пересказывая наши приключения. Потом песни пели. А уж плясали! Расползлись по комнатам заполночь.