— То есть эти деньги нам всё равно привалят? — кисло уточнил я, получил в ответ растерянное «Так точно» Фридриха и представил, как я эти капиталы буду делить. Особенно в той части, где народ — в Карлуке, да и в Иркутске тоже — в шапку вскладчину скидывался. Если только… — Если только мы эти деньги на общественное дело не употребим!
— А более конкретно? — тут же цепко спросил Фридрих.
— Хочется тебе конкретики — изволь! Иркутск как на дрожжах растёт — так построить гимназий новых парочку, а? Одну, — на меня вдруг снизошло вдохновение, — начиная со средней ступени, при училище заложить. И специальные конкурсы какие-нибудь организовывать, чтоб детишек туда способных да талантливых отбирать! С тем прицелом, чтоб успешно окончившие ту гимназию сразу в училище вне конкурса зачислялись.
Фридрих метнулся к столу и быстро-быстро что-то застрочил в своём блокноте.
— А ещё можно училище для женщин, — вдруг подал голос Хаген. — Медицинское, например. Или учительское.
— Во! Пиши-пиши, Фридрих, мы те щас накидаем! Я так понял, рубины крупные попрут — нам тут много на что хватит?
— Ещё как, Илья Алексеевич! Ещё как! — Он обернулся на меня, и выражение лица немецкого принца вовсе уж не было растерянным. — Я считаю, лучшим выходом будет организовать какой-то фонд. Или… м-м-м… общественную комиссию? Которая будет распоряжаться этими капиталами и следить за качеством исполняемых заказов, так?
— Это, вон, к Витгенштейну можно. Он по части всяких фондов и комиссий — голова.
Посидели мы ещё, поговорили. Настроили наполеоновских планов.
А что? Такие перспективы мне нравятся.
КСТАТИ!
За обедом я поделился с тремя весёлыми князьями открывающимися передо городом Иркутском перспективами. Как Сокол ржал!
— Илюха, все те господа, которые морды кривили и толковали о сложности и бесперспективности Бидарских разработок, они ж теперь себе все локти искусают!
— А я при чём?
— А я прэдположу, — этак мечтательно вдаль уставился Багратион. — Все теперь будут думать, что ты нэ просто Свадебный Коршун, а ваапще провидец!
— Кстати! — я вспомнил о книжице. — А ну, колитесь, что за вредоносный тип сочинил пасквиль про меня? Не отводить глаза, я вижу, что вы в курсе!
— Да ладно, — несколько неуверенно сказал Иван, — не такой уж и пасквиль…
— Ну да! Конеш-ш-ш-шно! Я сперва думал, что это твоя Мария со скуки обсмеяла нас со всех сторон, но потом прикинул — нет, не стала бы она на весь мир, публично, над мужем изгаляться. — Меня снова такое зло взяло, я аж вилку бросил. — Нет, это надо такой язвой быть!..
— Он даже сгоряча пожелал автору с каким-нибудь крокодилом-бегемотом судьбу свою связать, — наябедничал на меня Витгенштейн.
Иван немедленно прекратил ржать и тревожно на меня уставился.
— Что⁈ — огрызнулся я. — Это шутка. Просто. Шутка!
— Мне срочно надо позвонить, — сказал Иван и убежал.
— Что — неужели правда Маша? — спросил я у оставшихся приятелей.
— Давайте Ивана дождёмся, — максимально дипломатично предложил Петя.
И так он это сказал, что мне как-то тревожно стало. И мучился я, пока спустя четверть часа Сокол не вернулся. Сел он напротив меня «с выраженьем на лице». И сидит, таращится.
— Ну⁈ — не выдержал Серго.
— Расстроилась помолвка, — сказал Иван. И дальше молчит, пырится.
— Ты говори толком, или я щас чё похлеще этому неизвестному кому-то пожелаю! — рассердился я.
Тут они в три глотки как вскинутся меня перебивать! Молчи, мол! Не думай даже! Совесть имей!
Вот это «совесть имей» меня аж подкинуло!
— Ага! Я, значит, совесть должен иметь⁈ А как жизнь мою на публику выворачивать — так пожалуйста!
— Да не ори, не ори же ты! — Иван, кажется, чуть не душить меня уж был готов. — Она и так уже наказана!
— Да кто она⁈
И тут я заметил, что вся столовая таращится на нас натуральным образом.
— Так, пошли-ка отсюда куда-нибудь в тихое место, — сказал Серго. И мы пошли. Забрались в одну из верхних галерей, где народу не было.
— Говорите! — потребовал я.
Князюшки переглянулись, и Иван покаялся:
— Это Катька.
— Какая ещё Катька? — сердито переспросил я.
— Сестра моя.
— А-а-а! — припомнил я старый разговор на тракту в Иркутск. — Это которая мне кличку ругательную придумала?
— Она, — Сокол досадливо поморщился. — Она, видишь ли, в группе, обеспечивающей безопасность Маши, участвовала. Как лицо, обладающее максимальной степенью допуска. Имела доступ ко всем докладам и секретным запискам. Никто и предположить не мог, что она на их основании книжицу напишет. И в издание понесёт, никого не спросясь!