А, да и хрен бы с ним!
Ещё и хмель в голове шумел.
Зато у меня теперь есть большие звёзды. Как у Ивана, только у него общеармейские генеральские, а у меня казачьи полковничьи.
Полковником, впрочем, я себя чувствовал ещё меньше, чем раньше — войсковым старшиной. Притерплюсь, поди?
— Конечно, притерпишься, — сказала Серафима, обнимая мою руку и пристраиваясь на ней подремать, — куда деваться-то…
Опять я вслух рассуждаю, ядрёна колупайка! Прилетим — пойду к мамане! Это что за каверза, так и секреты государственные разболтать можно!
На другой день я выспался вот прям до хруста. Выхожу в столовую — вот знаете, лениво так, рубаха навыпуск, осталось только зевать и пузо почёсывать — а там отвратительно-бодрый Петечка Витгенштейн сидит, накрахмаленный весь — сразу видно, блестящий офицер — обложился какими-то папочками, читает, карандашиком меточки ставит и кофеёк попивает. А, нет, чаёк — травками пахнет. И мне ехидно так:
— День добрый, господин полковник!
— М-гм, — согласно помычал я. — И вам доброго утречка, ваше сиятельство.
Он весело на меня уставился:
— Так-то уже обед.
— Ничего ты, друг мой ситный, не понимаешь в деревенской жизни. Когда встал — тогда и утро!
— Мудро. Антипохмелинку будешь?
— Да я лечилкой с вечера закинулся, нормально.
— То лечилкой, а то — чаёк! Божественная амброзия от твоей матушки. На меду!
— Против мёда я устоять не могу. А уж тем паче против матушки.
— Тогда вон там чайник и кружки. Я ж знал, что ты придёшь.
— Ага. Понял, — я налил себе чаю и уселся за стол напротив Петра. — А кормить нас сегодня будут?
— Только если ты дойдёшь до кухни и поставишь тамошних дам в известность о своём желании чего-нибудь вкусить. Ещё можно кричать, если ходить лень.
— А дамы наши?
— Уехали в город за чем-то дивно-рождественским.
— И маман?
— Так точно. А няни с ребятишками гулять ушли.
— Не, чёт я вчера так наугощавшись этих… как их?.. конопушек вроде? Чувствую избыточную сытость… — я допил чай, внезапно ощутил возрастающую тягу к деятельности (экое коварство!) и спросил Петра:
— Чего пишут? Или ты не читаешь, только буковки знакомые карандашом обводишь?
Петя хрюкнул:
— Да тут у меня разное… По поводу Бидара любопытная новость, хочешь?
— Валяй!
— Этот твой Смит…
— Чё он мой-то?
— Ладно, не твой. Просто Смит, который старикашка с письмом.
— Ну.
— Он, естественно, не мог знать всего.
— Так это понятно!
— Погоди, не перебивай. В шахтах сейчас идут восстановительные работы, и в первую очередь с помощью наших новых товарищей-ратнаияк. Древних.
Я кивнул, мол — конечно, понял.
— Им не требуется никаких особых условий. Потому что везде, где поднимается рубиновая пыль, люди допускаются только в костюмах общей защиты и на «Жуках». Вон там, к тебе поближе, между прочим, папочка тоже любопытная, разрабатывают шагоход-оболочку, чтоб он не как машинка с сиденьем был, а вроде панциря. Этакий мини-«Алёша», представь себе. С системой фильтрации воздуха и всё такое.
Я подтянул к себе папку, посмотрел картинку.
— Тогда уж надо и систему отвода жидкости делать.
Петя уставился на меня, как настороженный заяц.
— А что? — я пожал плечами. — Захотелось шахтёру отлить, представьте себе — и как? А если он себе своими же руками эту самую рубиновую пыль в орган занесёт? Это ж крындец, ядрёна колупайка.
— Крындец! — согласился Петя и что-то застрочил в своём блокнотике.
— Так чего с нагличанами-то?
— Секунду!.. Так вот, англы. Ратнаияки нашли отвод в туннелях, где в бытность английской администрации сидела часть конторских служащих, отвечающая за… за делание новых рубиновых элементалей, так скажем. Англичане у нас — народ чрезвычайно практический. Ждать, надеясь на волю случая, они сочли слишком долгим и ненадёжным способом. По большому счёту, так они получили только случайных первых и загнали в восьмой штрек последних. Всем остальным каторжанам, которые прибывали в промежутке, во время медосмотра делался «укол от малярии».
Я посмотрел на Петю. Ему тоже не очень-то нравилось то, что он сейчас читал.
— И это реально был укол? — спросил я. — Они… разводили рубиновую пыль, что ли?
— Сперва — да, — кивнул Петя. — Вкалывали в ягодицу. Потом нашёлся клерк с извращённым умом и предложил лорду Престону ускорить процесс. Они стали делать рубиновые иглы. Именно из рубинов восьмого штрека. Иглы, подточенные в основании. Ставили «укол» под лопатку и обламывали иглу. То есть оставляли в теле сразу кусок рубина. Сообщали работникам, что укол тяжёлый, будет болеть несколько дней.