Маша слегка прищурилась, приглядываясь:
— Похоже, коллекцию старинных ювелирных украшений выставили. Можем поглазеть, пока ждём. Пойдёмте, девочки, там такие забавные есть игрушки…
И они пошли. А мы, естественным образом, потащились за ними — что делать, действительно, пока ожидаем? Вот тут он ко мне и подошёл.
ЦЕНА ОСТОРОЖНОСТИ
Это был невысокий, сухощавый и немолодой человек, осанкой и выражением лица напоминающий старинные дворянские портреты. Деликатно покашляв, он поинтересовался:
— Прошу прощения, его светлость герцог Топплерский, Илья Алексеевич?
Агрессивных намерений не имеет, – сообщил Зверь. — Осторожничает и очень опасается, что мы не станем с ним разговаривать.
— Именно так, — кивнул я, подавая остальным знак, что задержусь поговорить. — С кем имею честь?..
— Я представляю здесь род Смитов из Лидса. Джонатан Смит, к вашим услугам.
— Не могу сказать, что страшно рад знакомству.
Он тонко улыбнулся:
— Я понимаю, что моим младшим родственникам удалось изрядно испортить… первое впечатление.
— Причём трижды!
— Да-да! — скорбно покачал головой он. — Мы упустили вопрос тактичности в воспитании нашей молодёжи и вынуждены за это расплачиваться. В моей компетенции, ваша светлость, уверить вас, что мы непременно постараемся искоренить этот досадный недостаток.
Я смотрел на него выжидающе.
Нервничает.
Да я и так вижу. Лоб вон испариной покрылся, а вытереть стесняется.
— Также я прошу вас, — продолжил дядечка, стараясь держать ровный тон, — принять глубочайшие уверения лояльности от нашего рода. Ваши условия выполнены в полном объёме и запрошенные машины уже доставлены в Российскую империю. И я… я надеюсь получить от вас подтверждения, что вы не питаете в отношении нашего рода враждебных намерений.
Он встал ещё прямее, чем ранее и вперил в меня свой взгляд.
— До тех пор, пока вы не замысливаете дурного против меня или близких мне людей, можете спать спокойно. В противном случае за вами придут они, — я слегка повёл рукой, и справа от меня едва заметно проявилась полупрозрачная Айко в своём боевом обличье. Появилась и тут же исчезла.
Джонатан Смит всё-таки вытащил из кармана белоснежный платок с монограммой и промокнул взмокший лоб.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Не смею более вас задерживать, — я слегка поклонился и пошёл к своим.
— Смит? — спросил Иван.
— Как узнал?
— Видел досье.
— Говорит, передал машины.
— Да, идёт приёмка. Можешь себе представить, целых пять десятков!
— Хотели же сорок, вроде? Или даже тридцать?
— Это твой хороший друг, — тут Сокол иронически улыбнулся, имея в виду, что это он самолично и есть, — решил поиграть в торговца и запросил на пару десятков больше, чтобы было куда торговаться. А они взяли и выкатили полный объём, без разговоров!
— Сильно!
— Я теперь думаю: эх, надо было сотню просить!
— Охолони уже, — хмыкнул я, — всякой жадности есть предел. И всякой осторожности тоже. Полсотни — более чем нормально.
СЮРПРИЗЫ
Я ещё успел полюбоваться на искусно выполненные из всяких драгоценностей заводные машинки, марширующих солдатиков, лошадок с каретой и прочие красивости — и тут настала наша очередь. Мы пошли друг за другом, и тут уж Айко проявилась снова, в белоснежном платье с еле заметными розовыми цветами и золотыми лепестками, вся такая нежная, словно воздушная — и не скажешь, что пять минут назад это чудовище пуга́ло достойного английского промышленника!
На награждение пригласили сразу три группы и, входя в зал, я успел заметить, как в противоположные двери выходили предыдущие посетители.
Тяжко, должно быть, государю-императору этакую прорву народа принимать. Но такова уж служба монаршая. У всех свои трудности.
Так философически рассуждая, я стоял, прижимая локтем к боку дрожащую ручку жены. Что-то Симушка моя снова разволновалась. Тут дошла очередь до нас. Я думал, что будут награждать по отдельности: экипаж княжеского «Святогора», «Пантеры» и нас с лисой, но огласили сразу всех, «за выдающийся вклад в решающее сражение, ставшее переломным в Дальневосточной кампании и обеспечившее России победу над Японией», после чего государь принялся поочерёдно вызывать нас и надевать на шеи ордена на зелёно-голубых муаровых лентах. Каждому он говорил нечто ободряющее, а когда очередь дошло до Айко, вдруг сказал:
— Очень жаль, что вы прибыли сюда без своих дочерей. Мне хотелось бы на них посмотреть.