И в этот момент, совершенно эпически, из молочно-белого тумана показалась Айко, тоже молочно-белая, плывущая в паре метров над землёй. Её платье слегка колыхалось, а в руках… в левой руке… она тащила…
— Это что — голова козы? — спросил Хаген. И Иван примерно то же самое спросил, только во всеуслышанье.
— Козла. В смысле — самца косули, — пояснил я, подтянув к себе громкоговоритель.
— Там больше никого нет, — сказала Айко.
— Не может быть! — возмутился часовой. — Мы видели огромный силуэт! Размером почти с «Локуст»! Он там был! Он телепортировался, наверное!
— Телепортировался! — сердито передразнил его Иван. — Ты сколько магов-телепортеров назвать можешь?.. То-то! А про артефакты вообще молчи, как показывает опыт, нашим противникам отряд диверсантов дешевле бросить, чем один разовый телепорт открыть.
— Но там же был…
— Да тень это была, — сказал я. — Солнце с той стороны встаёт, косулю подсветило, как фонариком на простыне — вот вам и огромная тень в тумане.
Туман тем временем начал интенсивно редеть, оседая на всём, чём можно. Айко положила голову козы на показавшуюся крышу полевой кухни и, брезгливо морщась, залезла в «Саранчу».
Иван с одной стороны похвалил часовых за бдительность, с другой — распёк за нервность и объявил, что раз уж все пораньше встали, сейчас состоится дополнительное занятие с перестроениями и ориентированием на местности. Всё равно до завтрака ещё далеко. «Слушай мою команду…» — и так далее.
Из фургончика показался повар Евсей Романыч, вышел, потянулся, да так и замер с поднятыми руками, глядя на композицию «голова козы на крыше». Впрочем, дело быстро разъяснилось, и, как только туман рассеялся, двое бессменных помощников по кухне побежали в сторону распадка и нашли пару вполне приличных кусков косули, разбросанных на изрядном расстоянии друг от друга.
— Это было весьма предусмотрительно — не давать курсантам боеприпас в свободное пользование! — громогласно радовался Романыч за обедом, — иначе искрошили бы животину в клочки — поди-ка этот фарш по кочкам собери! А так — приварок!
Я в свою очередь радовался, что уговорил Ивана не выдавать курсантам раньше времени даже и учебных боеприпасов, которые краской мажутся. От краски, поди, мясо не получилось бы отмыть.
Кстати, о краске…
Вообще, на этих учениях Романычу особо повезло. Вот в четверг у нас по плану производились ночные стрельбы. Не совсем чтоб продвинутые, а такие — для начинающих. То есть взводы поочерёдно заступали на позицию, рассчитывали по порядку, после чего друг за другом должны были поражать три подсвеченные цели. Целей вообще было заготовлено штук двадцать, чтоб никто хитрожопый заранее не прицелился.
Дальше так. Цель светится квадратиком пять секунд — гаснет. Успел за это время навестись и шмальнуть — молодец. Если попал — вообще герой. Проверку предполагалось проводить после того, как весь взвод отстреляется, а чтоб ничего не спутать, каждой машине выдавали боеприпас со своим цветом.
При чём тут Романыч? — спросите вы.
А при том, что Романычу внезапно среди ночи приспичило в туалет. А будочка туалета располагалась примерно в том же направлении, что и мишени. Так-то чуть в стороне, конечно. Но ночью фиг ты сразу разберёшь.
Идёт Романыч, ничего не подозревает. Ну — разговаривают где-то — и что?
А это Хаген взводу вводную объяснял и учебные снаряды раздавал.
Романыч в будочку прочапал и решил, чтоб мимо толчка не промахнуться, фонарик карманный зажечь.
В этот момент курсанты как раз по машинам разобрались и изготовились к стрельбе.
Можете себе представить изумление Хагена, который никакую кнопку на пульте управления мишенями ещё нажать не успел, а в ночи уже вспыхнул жёлтый квадратик света. С трёхсекундной задержкой грохнул выстрел. А следом — мощный цветистый многоэтажный вопль Романыча.
Дело в том, что окошко для дневного света в туалете над дверью было. А стекла в нём не было — просто дыра. Красочный снаряд влетел в него, как в яблочко, и разбился о заднюю стенку сортира, частично её перекосив и оросив Романыча литром жёлтой краски.
Романыч, по его собственному заявлению, внезапно кроме малой нужды справил ещё и большую.
Хаген, естественно, никаких сигналов в этой обстановке подавать не стал, а бросился на вопли. Сюда же бежали ещё люди — глазеющие на стре́льбы в ожидании своей очереди курсанты, помощники Романыча с кухни (сразу различившие начальственный рёв среди других ночных звуков), я бежал, Пушкин и три весёлых князя тоже — никак, ЧП?