Ой, чувствую, накаркает он нам…
Вопреки Соколовским надеждам, нас пропустили в закрытую часть парка без разговоров. Предложили даже отдохнуть в беседочке, дескать, для путешественников накрыт лёгкий завтрак.
— Я прямо чувствую, с какой нежностью нас тут ждали, — кривовато усмехнулся Петя, глядя на буроватую размазню, тонким слоем распределённую по тарелкам. С ягодками. Размазня с ягодками, а не тарелки. В каждой порции по пять штучек то ли брусничек, то ли клюквинок. Зато тарелки красивые! Тонкого фарфора, с ажурной золотой каёмкой по краю и с подходящим случаю рисунком, изображающим то ли вишнёвые веточки в цвету, то ли сливовые. Целый сервиз был там этих тарелок.
Кроме непонятного вида кашицы предлагались прозрачные ломтики хлеба с ещё более прозрачными пластиками сыра поверх них, разбавленные для количества небольшими одиночными листиками салата. И бледный чай в очень красивых кружечках. Изящных таких, Серафиме бы понравились.
— Ну, жлобяры! — бесцеремонно фыркнул Сокол.
— Может, они как раз-таки подают нам дипломатический знак? — предположил Петя.
— Типа «валите домой, а принца нашего мы у вас забираем»? — я прищурился на натюрморт. — Я бы, может, его и отдал, да я ж и за супружницу его вписался тоже. А ей тут житья не будет. Да и дитёнка приморят в утробе.
— Даже не думай! — остановил поток моих размышлений Сокол. — Коли отдадим Фридриха, да ещё за здорово живёшь — это ж какой урон репутации всей Российской империи будет! Дескать, взяли да не удержали! Нет, брат, не годится такое!
— Ну не годится так не годится, — я пожал плечами. — А ерундовину эту я есть что-то не жажду. Тем более, после тех колбасок.
— Да-а, колбаски были что надо! — Серго довольно погладил себя по животу. — Но Марта у Хагена ещё вкуснее делает. — И с этим мы с Хагеном безоговорочно согласились.
— Пошли, погуляем лучше, — позвал нас Петя. — Когда ещё доведётся в кайзерском садочке побывать.
21. ТАК Я В ГОСТИ ЕЩЕ НЕ ХОДИЛ
ТОПЧЕМСЯ ПО САДИКУ
К некоторому моему разочарованию, в личном садике германских императоров не нашлось никаких особых изысканностей. Клянусь вам — ничего такого, чего не было бы в нашем общественном иркутском городском саду. Аккуратные скульптурки в греческом стиле, расставленные на всех перекрёстках дорожек — так мне кажется, что и у нас вточь такие же стоят. Как бы не в одной мастерской наклёпаны.
Ну фонтанчики — тоже невидаль!
Скамеечки вот другие. У нас всё больше деревянные реечные, на чугунных витых боковинках, с изогнутыми такими спинками, чтобы сесть можно было, откинуться, полюбоваться зеленью или той же Артемидой в обрамлении кустов. А тут — мраморные, прямые и без спинок. Дескать: сел, вот сам свою спину и держи. Орднунг унд дисциплин, мда.
Мы совершили круговой променад по дорожкам, выложенным серыми плиточками, пока не упёрлись в ненавязчивый кордон из нескольких охранников. За кустами виднелась белая мраморная беседка с круглой крышей. Доносились женские рыдания. Голос Фридриха бубнил неразборчивое «бу-бу-бу» по-немецки, вроде бы утешающее.
Охранники в касках с торчащими острыми навершиями смотрели на нас многозначительно, но мы ж не дураки, чтобы буром переть. Развернулись, погуляли назад.
— Скукота! — осуждающе высказал общую мысль Сокол. — Может, ещё по пиву?
«И, может быть, подерёмся с кем-нибудь» повисло в воздухе толстым намёком.
Но тут нас догнали торопливые шаги, и Фридрих, взволнованно сбиваясь с русского на немецкий, сообщил, что мы приглашены «на торшестфенный опед». Прямо вот сразу сейчас. Аж в самый кайзеровский дворец.
От перспективы снова заобщаться с папашей-кайзером Вильгельмом Десятым мне как-то стало не по себе. Опять же, он ведь по-русски свободно чешет — значит, намечается беседа.
Впрочем, мы сюда добровольно залезли, так что — отставить панику! Да и вообще. С чего бы русскому медведю бояться германского орла? Если уж переходить на образные сравнения, мне тому орлу голову откусить — раз плюнуть!
Бодрясь таким образом, я уселся в довольно старомодную карету, которая покатила нас во дворец. И всё-таки оставалась мысль, которая меня тревожила.
— Слышь, Петь, — слегка подтолкнул я Витгенштейна под локоть, — если у германцев император — кайзер, то императрица как же?
— Кайзерин, — хором ответили Петя и Хаген, который тоже прислушивался к нашему разговору.