— А отряд големов?
— Превращайтся обратно в камень, как скульптура. Оставайтся только тюльпан. Жена Вильгельм-основатель сохранить. Она имейт большой сила к растения. Спасайт только цветок.
— Но он же каменный? — удивился Серго.
Фридрих пожал плечами:
— Как-то смочь… Он ведь отрастайт, роняйт лепестки, потом новый…
Эка! Выходит, камень — и не совсем камень.
Сокол повозился в кресле:
— Слушай, высокородный братец, я что-то не пойму: если Вильгельм Первый и так чувствовал ложь, зачем ему понадобился этот цветок? Какой в нём смысл?
— Усиливайт! — многозначительно сказал Фридрих. — Когда есть цветок, и ты прямо спрашивайт, никто не мочь промолчать. Сразу говори правда.
— А что? Удобная тема! — захохотал Петя. — Этак между делом спросишь приказчика: «Что, братец, воруешь?» А он тебе: «Ва-а-а-арую, вашвеличство!» И всё! Голова с плеч!
— Так его поэтому Правдорубом назвали! — дошло до меня. — От преступления до наказания один вопрос!
Фридрих хитро прищурился и скроил многозначительную мину.
— И что же тюльпан? — поторопил Серго.
— Все думайт, он пропадать совсем. Но когда мне исполняйтся двенадцать лет и я прочитайт эта история, я ходить в семейный музей и искать там эта ваза, в который давно-давно расти тот цветок.
— Неужели эта ваза так и стояла, с землёй? — удивился Сокол. — И никто её не перетряхнул?
— Я не знайт, — Фридрих задумчиво смотрел на камень. — Может быть, они искайт и ничего не находить? И всё сложить обратно?.. Я вытряхивайт вся земля и перебирайт через руки. Там быть ещё камни. Много маленький камень и много побольше, примерно как этот. Весь быть чёрный. Я искать-искать, трогать все… — он поднял от камня глаза и оглядел нас пристально, — и этот камень засветиться такой искорка. Я забирать его, а всё остальной сложить как раньше.
— А этот помыл и спрятал у себя? — предположил я.
— Да, так. Я носить его в нагрудный карман, и он стал не чёрный, а такой. Я надеяться, что у меня есть потерянный дар за мой род, но… — он вздохнул, — ничего. Потом я бояться потерять и спрятайт его в оранжерея, а сверху — шкатулка. Пусть тот, кто следийт за мной, думайт, что я прятать письма первая детская любовь.
— И почему ты решил выкопать его сейчас? — спросил Сокол. — Память от прадеда? Талисман?
Фридрих потёр подбородок:
— Надежда. Я три месяца сидейт под самый бок у Бидарская аномалия.
— Ах ты ж япона мать! — воскликнул Петя. — Нестабильный эфирный фон как фактор возможной инициации, пусть и отложенной! Или разблокировка каких-нибудь манопроводящих каналов, перекрытых родовым проклятием или чем-то вроде того? А ведь могло сработать! Ты чувствовал изменения в себе? Новые ощущения?
Принц неуверенно кивнул:
— В последний дни мне казайтся, что я чувствовайт, когда человек хочейт солгать. Я надеяться, что это не самовнушение.
А я подумал, что Фридрих сейчас цепляется за эту надежду, как за соломинку. Принадлежать к влиятельному императорскому роду и быть начисто лишённым какого-либо магического дара — это очень обидно. Даже сёстры его, насколько я слышал, обладали способностью накидывать стальную броню, а Фридрих — нет. Может, потому его и тянуло к Эльзе, разглядевшей в нём человека, а не набор титулов и функций?
Эти мои размышления перебил заглянувший в пассажирский салон помощник капитана:
— Господа, снижаемся. Время прибытия — пять минут.
23. РОТЕНБУРГ-ОБ-ДЕР-ТАУБЕР
НАКОНЕЦ-ТО Я ДОБРАЛСЯ ДО ПОДАРОЧКА
Ротенбург-об-дер-Таубер встретил нас солнечной погодой и живописными видами — куском старинной городской стены с девятью башнями и многочисленными фахверковыми домами — ну это когда дом состроен как клеточка, потому что леса мало, а промежутки внутри каркаса для создания стен заполнены всяким, простите, говном. Хорошо, если это глина со щепками, а то я читал, и сушёным навозом забивали, от скудости строительных материалов-то. Но покрашенное выглядит ничего так, нарядно.
Исторический центр был непривычно лишён зелени, даже цветов почти не видно было, зато окраины утопали в цветущих садах.
— Я слышайт, — сказал Фридрих, многозначительно глядя на простирающийся внизу город через иллюминатор, — что Ротенбург-об-дер-Таубер считаться самый немецкий из всех городов Великий Германский империя.
— Выглядит действительно по-немецки, — согласился Сокол, — хоть открытки с него печатай.
— А замок-то сам где? — Серго тоже с любопытством приник к стеклу.
— Чуть дальше, — деловито пояснил всезнающий Петя, — его за садами трудно разглядеть в силу невеликости. Но на самом деле близко. Полчаса ходьбы от исторического центра.