— Сфотографировать бы вас, — покачал я головой, — чисто узники замка Иф. Смотреть больно.
— Как я сам-то не догадался! — живо воскликнул Сокол и принялся рыться в карманах. — Ведь тут был…
— Артефактный брелок? — спросил я.
— Д-да-а-а-а… О! Нашёл! — Иван торжественно вытащил вещицу и активировал начало записи: — Господа надзиратели, думаю, вам тоже будет интересно, хотя я делаю это изображение для собственной коллекции. Итак, мы сидим в заколоченном доме якобы погибшего профессора Кнопфеля. Это Илья и Серго, им хоть бы что, засранцам, ещё и в размерах теперь здоровучи, как слоны.
— Больше! — подал голос Серго.
— Вот! Князь Багратион-Уральский изволит замечать, что ныне он больше слона. А его сиятельства Коршунова ещё не освидетельствовали, боимся, что дом развалит, нарушив нам таким образом всю конспирацию. А это мы… Илья Алексеич, возьми нас общим планом. — Пришлось способствовать, пока Сокол заливался соловьём: — Господа, сделайте умные лица! Ну что, каковы красавцы? Словно из английского лагеря для военнопленных! Засим завершаем запись, ибо нам предстоит приватный разговор! — он принял обратно брелок, спрятал его в карман и уставился на меня с видом примерного ученика.
Я набрал в грудь воздуха, собираясь с мыслями. Сбил меня этот брелок…
— Итак, господа, перед нами открываются две основных вероятных линии поведения. Внутри них возможны варианты, но их немного. — Все смотрели на меня выжидающе. — Вариант первый: мы выходим отсюда через этот дом и сообщаем кайзеру о продолжающихся под озером экспериментах. И вариант второй: мы ничего не сообщаем кайзеру, возвращаемся в замок Топплер и думаем, что делать дальше. В иных обстоятельствах я бы принял решение очень быстро. Но сейчас — простите меня, друзья и ты, Иван, в первую очередь, если вам мои действия покажутся нелогичными. Но я нутром чую, что интересы Фридриха в этой ситуации тоже должны быть учтены.
А он, хоть и отвергнутый отцом и родиной, всё же германский принц — этого я из соображений деликатности не произнёс, но оно и так всем было понятно.
Все дружно уставились на Фридриха. А тот смотрел на меня.
Да-да, вот эта вот комедия насчёт сеньора и вассала — это ведь всего лишь удобная ширма, которую нам позволили выставить, чтобы прикрыть шаги больших игроков — русского императора и германского кайзера. И я в этом политическом танце — сошка настолько маленькая, что даже пресловутая пуговичка от кальсон себя выше меня может считать. Я, конечно, успешно делаю вид, что всего этого не вижу. Играю, как дети, во «всамделишное» сюзеренство. Но если разговор пойдёт по-взрослому…
Всё ли это прочитал Фридрих в моих глазах — и вообще прочитал ли? Они ж всегда говорят, что русскую душу не постичь с европейской меркой. Но насупился он и задумался очень серьёзно. А когда поднял взгляд…
— Сдаётся мне, — со странной интонацией сказал Иван, — мой царственный брат решил сыграть в собственную игру…
— Да, — неожиданно по-русски и очень твёрдо ответил Фридрих. — Я решайт сыграть своя игра. Мы ничего не говорить кайзер.
26. ВЕРБУЕМ ПРОФЕССОРА
К ВОПРОСУ ОБ ОБОРОТНЯХ
Так-та-а-ак, похоже, у Фридриха взыграло ретиво́е. И, насколько мне его удалось за прошедшие месяцы узнать, собой он, скорее всего, поступился бы. Придушил бы гордыню и пошёл, как прежде, дисциплинированно исполнять высочайшие приказы, несмотря даже на желание папаши-кайзера уязвить сынка всякими «низкими» работами, показать, что без монаршего семейства он — ничто, мордой, так сказать, по навозу повозюкать… А вот демонстративную брезгливость, высказанную кайзером по отношению к любимой женщине и будущему ребёнку опального сына, германский принц никому не намерен был прощать. Что в настоящий момент было нам весьма на руку, как бы меркантильно это ни звучало.
— В таком случае… — Иван по привычке вскочил и прошёлся по небольшой комнате туда-сюда. Сидящие на кровати, мимо которых он забе́гал, следили за ним, синхронно поворачивая головы, словно три кошки. — В таком случае, брат мой Фридрих, вы можете предложить этому сумасшедшему профессору своё покровительство. Совершенно очевидно, что он полностью поглощён своими пробирками и ретортами, а значит, не в курсе вашей временной опалы. Намекните ему на переезд в новую, совершенно секретную лабораторию, прикрытие от кайзерского гнева и лучшие условия труда. — Сокол крутанулся на пятках, разворачиваясь ко мне: — Что скажешь, Илья Алексеевич, сможем мы организовать нашему новому другу профессору Кнопфелю закрытую лабораторию в глухой железногорской тайге?