В целом различия между историческими партиями были достаточно условными. Но они становились существенными, когда речь шла о борьбе за государственную власть. Консерваторы и либералы в XIX в. не шли на компромиссы, отвергали политический центризм, безжалостно расправлялись с политическими противниками. Поскольку консерваторы более откровенно выражали интересы господствующей политической элиты, они в XIX в. в целом чаще находились у власти.
В XIX веке латиноамериканская двухпартийная система лишь чисто внешне напоминала свой английский прототип. И консерваторы, и либералы были в это время партиями только в условном смысле. Они не имели какой-либо стройной и прочной организации, а оставались лишь группировками. Их политическое кредо выражалось не в программных документах, а в откровенной ставке на определенного сильного лидера (каудильо), перед которым ставилась цель – захват власти и создание авторитарного режима.
Нередко и сами каудильо, опираясь на собственные вооруженные отряды, делали ставку на одну из двух соперничающих партий. В том случае, если тот или иной каудильо добивался поста президента республики, он рассматривал государственный механизм как свою вотчину и без всяких стеснений назначал на государственные должности своих партийных сторонников, расплачиваясь тем самым за оказанные ему политические услуги. Но и каудильо в борьбе за президентскую власть не полагались только на партийную поддержку.
Сама по себе оппозиционная партия на выборах заведомо не имела шансов на победу. Действующий президент и правящая партия использовали любые средства для того, чтобы не уступить своим политическим противникам государственную власть во время выборов. Они использовали все правовые и неправовые средства давления на избирателей, шли на подкупы, убийства политических противников, на фальсификацию итогов выборов и т. д.
Именно поэтому каудильо делали основную ставку не на выборы и свою «карманную» партию, а на захват власти насильственным путем, прежде всего на государственные перевороты. Трудящиеся массы, низы населения оставались равнодушными к государственным переворотам и к судьбе демократических институтов в целом.
Таким образом, политические партии в XIX в. в латиноамериканских государствах были не инструментом парламентаризма и демократии, а частью специфической системы – каудилизма. Последняя строилась по существу не на конституционно-правовой основе, а на грубой силе, на традициях и на харизматическом авторитете предводителя-каудильо.
Феномен каудилизма неразрывно связан в Латинской Америке с теми исключительными привилегиями, которые сохранила за собой армия еще с эпохи войны за независимость. Авторитарные и диктаторские режимы базировались на милитаризме, который уходил своими корнями в колониальное прошлое, в период борьбы за независимость, когда был высок авторитет военных.
Политическая нестабильность ставила армию в исключительное положение, делала ее часто арбитром в политических конфликтах. Армия не считала себя связанной конституцией. В XIX веке благодаря активному вмешательству армии в политическую жизнь государственные перевороты стали обычным явлением в подавляющем большинстве латиноамериканских республик.
С момента завоевания независимости и до конца XIX в. более ста переворотов в Латинской Америке закончились победой мятежников и свержением старых правительств. Пресловутые латиноамериканские пронунсиаментос были не «революциями», а типичными военными переворотами, сопровождавшимися простой сменой у власти различных фракций правящего блока. Новые каудильо мало что меняли в существующей социальной и политической системе.
Если непредвзято взглянуть на политическую деятельность Уго Чавеса, как предшествовавшую его президентскому правлению, так и во время руководства страной, то можно заметить, что многое, относящееся к каудильо XIX века, можно легко отнести и к Уго Чавесу. Подполковник Уго Чавес до конца жизни гордился своей принадлежностью к касте военных, уделял львиную долю своих трудов поддержке боеспособности венесуэльской армии, на которую он опирался, и которая не раз его поддерживала в трудные дни. Как и многие южноамериканские политики, он начал свою карьеру с попытки вооруженного переворота. А уж в том, что именно от этого сверххаризматичного лидера зависело как настоящее, так и будущее Венесуэлы, наверно мало кто сомневается.