Он все-таки свернул самокрутку и с грехом пополам закурил. Но, лучше бы, этого не делал. Горло как наждаком продрало, и легкие, словно бы, схлопнулись, перестав вмещать воздух.
— Вы… Вы как, товарищ? — вопросы перепуганного инструктора не сразу дошли до закатившего глаза Кравцова.
"Я?" — он с удивлением обнаружил себя на полу. Перед глазами плыли цветные круги, и встревоженное лицо Рашель Кайдановской расплывалось и ускользало.
— Я… — собственный голос показался скрипом ржавых петель.
— Живой! — облегченно выдохнула Кайдановская. — А то уж я испугалась. Вы так…
Но тут за тонкой дверью послышался быстро усиливающийся шум. Голоса, громкие звуки шагов в подкованных сталью сапогах. В дверь стукнули, и она тут же — почти без паузы — распахнулась.
— Показывайте покойника! — потребовал кто-то перетянутый ремнями, и Кравцов наконец нашел в себе силы сесть.
— Здравствуйте Иона Эммануилович, — через силу сказал он, узнав военного.
Якир практически не изменился. Такой же молодой, энергичный, черноволосый… Впрочем рассмотреть детали Кравцов пока не мог. Приходилось исходить из общего впечатления, а оно именно таким и было: Якир.
— Так, — лицо Якира, по-видимому, дрогнуло.
Во всяком случае, Кравцову показалось, что вид "живого трупа" произвел на начдива-Сорок пять некое сильное впечатление.
— Таак… — правда жизни открывалась перед Якиром медленно, с трудом и не без боли, что говорило в его пользу. — Макс Давыдович? Ведь я не сплю?
— И не надейтесь, — Кравцов встал, с трудом выпрямив слабое, немощное тело. — Но если не признаете, по гроб жизни являться буду…
И тут Кравцов "вспомнил" когда и как умрет Якир, и встревожился. Знание было неправильное, но главное — неуместное и несвоевременное, и его следовало на время убрать подальше.
"На какое время?" — очень по-деловому спросил себя Кравцов и мысленно пожал плечами. Ответа не нашлось, имелось лишь ощущение, что "с этим всем следует погодить".
"Погожу", — решил он, глядя Якиру в глаза.
— Значит действительно живой, — покачал головой Якир и, шагнув к Кравцову, крепко обнял его, прижимая к широкой груди.
Порыв выглядел искренним. Объятие — крепким. Запах пота и табака узнаваемый, солдатский…
"Не ссучился… — решил Кравцов, позволяя бывшему начдиву тискать себя в дружеских объятиях. — Пока".
— Рассказывайте, — предложил Якир.
— Да, нечего вроде, — пожал плечами Кравцов. — В марте двадцатого, выходит, меня "убило", а очнулся я только месяц назад. Значит, тоже в марте. Год списан вчистую, как не было. Так о чем говорить?
— Пенсию инвалидную хотите? — прямо спросил Якир.
— Так врачи, навряд ли… — хотел возразить Кравцов, не желавший никого обманывать.
— А кто их спрашивать будет? — пожал широкими плечами Якир. — Вы были ранены. Это факт, но "что и как" — это дело командования. Полагаю, я могу решить это своей властью.
— Если я выгляжу так же, как себя чувствую…
— А я вас на дивизию и не поставлю, — отмахнулся командующий Киевским округом. — Да, мне никто и не позволит. Начдив — номенклатура ЦэКа. Дивизиями Лев Давыдович ведает, а вот в штаб округа, "для особых поручений"… почему бы и нет?
— В строй…
— В строй, — подтвердил Якир, внимательно рассматривая Кравцова, словно увидел его впервые. — Отъедитесь маленько, придете в норму… А там, глядишь, и на дивизию выдвинем, или на корпус. Вы ведь, Максим Давыдович, в Красной Армии не последний человек. Тем более, здесь на Украине. Здесь вас многие помнят…
— Григорий Иванович, например… — осторожно предположил Кравцов.
— Котовский в Бессарабии, — как бы невзначай обронил Якир. — Вроде бы недалеко… От Одессы рукой подать. Но все-таки не здесь. Но вас и в Москве кое-кто помнит, и вообще…
— Кое-кто, — согласился Кравцов, подумав о Михаиле Михайловиче Лашевиче и о Егорове, с которым был скорее дружен, чем наоборот. Впрочем, за время Гражданской с кем только не сводила судьба! Но если в отношении некоторых — Гиттиса, например, или Серебрякова — это был всего лишь факт их и его биографии, то с другими — как, скажем, с Уборевичем — Кравцова связывало чувство настоящего боевого товарищества. Ну, и репутация, разумеется, у него имелась тоже. Как без нее!