Подождав, когда она немного успокоится, я пообещал отдать ей фрица после допроса и отправил к сараю, в распоряжение Беляевой.
Гитлеровец в себя так и не пришел — то ли череп у него оказался недостаточно крепким, то ли удар получился слишком сильным. Отправив бойца за водой, я, пока тот ходил, осмотрел кровать. Это оказался монстр образца начала двадцатого века — с плетеной пружинящей сеткой и никелированными шарами на решетчатых спинках. И веревками, назначение которых легко угадывалось.
Освободив руки немца от ремня, я зафиксировал его на кровати и жестом приказал успевшему вернуться бойцу «освежить» клиента. Ни слова не говоря красноармеец опрокинул принесенное ведро на гитлеровца. Фриц дернулся, застонал и открыл глаза, уставившись на меня мутным взглядом. По мере понимания ситуации его лицо бледнело все больше и больше.
Взяв в руки лежащий на столе зольдбух, я открыл его:
— Ну что, лейтенант Миллер, поговорим?
Через полчаса, которые занял допрос, немец сошел с ума и теперь монотонно выл, время от времени дергая руками. Впрочем, еще находясь в ясном уме, лейтенант успел рассказать многое…
Особо поразмышлять о своем попадании у меня все как-то не было времени, постоянно в движении, в бою или без сознания. Сейчас, наблюдая за корчившимся в припадке немцем, я думал, что делать дальше. Нет, что делать с отрядом и куда двигаться я уже просчитал. Аналитик я был неплохой, еще в той жизни, но что делать МНЕ самому? Как вернуться обратно? Нет, мне, конечно, все это безумно нравится, еще бы, такой треш и приключения, но не навсегда же это? Хорошего понемногу. Одно радует, никаких рефлексий у меня и в помине нет от подобных приключений.
Встряхнув головой, я убрал документы офицера в карман и, проверив, как сидит фуражка, резко повернулся, направляясь к выходу.
Во дворе собрались почти все, кроме часовых, и теперь прислушивались к происходящему в доме. Светикова тоже была здесь. Она стояла, обнявшись с той сержантшей из сарая, и что-то ей рассказывала. Заметив мое появление и дождавшись разрешающего кивка, девушка сдернула с плеча трофейный карабин, уверенно дослала патрон и отправилась вершить справедливый суд.
Не обращая больше на нее внимания, я направился к старшинам, стоявшим отдельной группой.
— Товарищ капитан… — начал было докладывать Егоров, но раздавшийся из дома звук выстрела заставил его вздрогнуть и замолчать. Смущенно прокашлявшись, старшина начал заново: — Товарищ капитан, мы взяли трофеями два грузовика, один из которых наша полуторка. Она стояла вон за тем сеновалом, поэтому мы ее сразу не заметили. Оба грузовика целые и на ходу, заправленные под пробку. Еще один мотоцикл с пулеметом. Захвачено три автомата, два пулемета и двадцать один карабин, два пистолета и сорок семь гранат, боеприпасы тоже есть. Трофейным оружием вооружили пленниц, тех, кто просился к нам, числом в четырнадцать человек. Остальные местные, уже разошлись по домам. Взято пять целых комплектов немецкого обмундирования.
— Отлично, в доме заберите форму офицера тоже, пригодится. Выдвигаемся через полчаса. Старшина, вы подобрали водителей для машин и мотоцикла?
— Да, товарищ капитан. Серова на трофейный «Опель», Каткова на полуторку, а Газеева на мотоцикл. Он, оказывается, на гражданке участвовал в мотогонках. — Егоров уставился мне за спину.
Обернувшись, я увидел выходящую из дома Светикову с застывшим лицом. За ней вышел Васин и, посмотрев вслед девушке, направился к нам. Велев подошедшей Беляевой присмотреть за Светиковой, вернулся к разговору:
— Старшина, вы узнали, все ли немцы присутствуют в деревне?
— Нет, товарищ капитан. Мы так и не нашли трех солдат.
— Можете не искать. Они на посту в четырех километрах отсюда. Я допросил офицера, и он рассказал о бронетехнике, брошенной неподалеку нашими войсками из-за нехватки горючего. Эту бронетехнику уже три дня, как должны были забрать немецкие трофейщики, но у них нет времени. Слишком много трофеев, поэтому там и находится охрана. В общем, собираемся и едем туда. Старшина, грузовики с тентом или без?
— «Опель» с тентом, полуторка нет.
— Ясно, сколько у нас запаса горючего?
— Четыре двухсотлитровые бочки. Одной мы воспользовались, так что где-то около семисот пятидесяти литров.
— Маловато, конечно, но что есть. Значит, сделаем так! Всех водителей одеть в немецкую форму. Значит, понадобится три комплекта. Впереди едет мотоцикл с пулеметчиком. Я поеду в офицерской форме на «Опеле» с девушками, им дадим МГ с расчетом для охраны на всякий случай, за мной полуторка с бойцами. Пусть на кабину поставят последний МГ, а расчет тоже переоденут. Остальным лечь на дно кузова и не высовываться. Выдвигаемся через десять минут. Васин, командуй погрузкой.
Однако старшины остались на месте, переминаясь и переглядываясь. Минуты две я ждал, потом наконец Васин решился:
— Товарищ капитан, а что немцы хотели сделать с нашими девушками?
— Бордель они хотели сделать, офицерский бордель.
Старшины зашумели.
— Да как такое возможно, товарищ капитан?! — выразил общее возмущение Егоров.
— План «Ост», старшина. Все народы славянского происхождения являются для немцев недочеловеками без прав. А они же — сверхлюди, и мы для них рабы, не более. Так что никто согласия девушек спрашивать и не собирался, они для них рабыни. План «Ост» был подписан лично Гитлером и некоторыми важными чиновниками из правления страны. Ладно, некогда сейчас об этом. Потом напомните, я подробнее расскажу.
Неторопливо пыля по проселку, мы направлялись к брошенной колоне. В душе я надеялся, что трофейщики до нее еще не добрались, хотя немецкий лейтенант сказал, что они вот-вот должны прибыть. Колонна еле ползла под палящими лучами солнца, а вокруг колыхалось под легким ветерком море пшеницы, вымахавшей почти на метр. Вдруг на золотистом фоне мелькнуло что-то темное. Велев Серову остановиться, я пытался осмыслить увиденное. Похоже, голова. Точно! Кто-то прячется в пшенице. И этот кто-то явно не немец, поскольку тем у себя в тылу опасаться вроде как нечего.
Открыв дверцу «Опель-Блица», я спрыгнул на землю и, сделав пару разминочных движений, со скучающим видом подошел к полуторке, в кузове которой лежал Васин.
— Старшина, в поле метрах в двухстах от нас я заметил прячущегося человека. Немцы прятаться не будут, у них тут уже глубокий тыл, так что это точно наш. Ты в нашей форме, сходи узнай. Мне бойцы нужны, а не юбочное войско.
Старшина, мягко выпрыгнув из кузова, широким пружинистым шагом направился в указанном направлении. Удалившись метров на сто пятьдесят, он остановился и после небольшой заминки взял левее. Бойцы с пулеметом его прикрывали.
Наконец Васин остановился и минуты две не двигался с места, вроде бы с кем-то разговаривая. Потом рядом с ним встал человек в форме командира. Поправив фуражку, он в сопровождении старшины направился ко мне. Когда командир приблизился, я разглядел в его петлицах майорские «шпалы», поэтому, козырнув, представился первым:
— Капитан Михайлов, командир группы окруженцев. Здравствуйте, товарищ майор.
— Исполняющий обязанности начальника штаба сто третьей стрелковой дивизии, майор Даниличев.
После короткой беседы мы решили объединиться, и через полчаса майор привел почти три десятка человек — сколько сумел собрать за неделю. Двоим из них я очень обрадовался — младшие лейтенанты-танкисты в изрядно потрепанной ползанием по немецким тылам форме. Еще из командиров был капитан-летчик. Никого из этих троих Швед не знал, так что я успокаивающе кивнул Васину. Однако тот все же продолжал держаться так, чтобы не выпускать их из поля зрения.
Первым представился летчик:
— Капитан Крылов, сто шестнадцатый ближнебомбардировочный полк. Командир эскадрильи.
— Младший лейтенант Садков. Следовал к месту службы. Не доехал, началась война.
— Младший лейтенант Серов, мы вместе с Садковым из одного училища.