земными словами сказать – и в десятку!
Детство
Сухое лето с полотенцем
и мылом фабрики «Заря»
тропинку протоптало к детству,
поставив дни на якоря.
Томились в ящиках игрушки –
слоны, солдаты, поезда,
и залпом праздничным из пушек
стреляла ранняя звезда.
Из скважин выходили тени –
сеньоры в розовых чулках,
и пели листьями растений
романс о дальних берегах.
И вечер, ужиная с кошкой,
делился сказкою простой,
как превратил луну в картошку
мышонок с синей бородой.
Кредит у сирени
Мой бизнес – лепесток ромашки…
«О солнце, дай и мне взаймы!
За подписью лесной букашки
со счёта своего сними.
Кредитом вспыхнувшей сирени
порадуй собственника дня
и должником от песнопений
прилюдно объяви меня!»
Так я просил и ясно слышал
в органных трубах летних чащ
тот звук, которым птицы дышат,
которым каждый камень – зрящ.
И приходился доллар долу
печатной краскою в мешках
и числился у балабола –
ночного ветра – в должниках.
Где просторная правда в ковшике влаги живёт...
* * *
О, смородины куст, ты глазами воронежских девок
отворяешь пространство и смотришь с улыбкой на нас!
Нет неправых в саду, по ступенькам народных запевок
поднимается утро в свой пахнущий клевером час.
Уходи с ним и ты: над землёю легко и просторно,
только радуги-дуги, за ними – апостольский сад,
где улыбчивый Пётр набирает по осени воды
родников сокровенных, и их песнопению рад.
Кружит в небе орлица, широкие крылья – Писанье.
Ери, ижицы, яти – придуманный Вечностью код.
Разгадаешь его, и отпустит земное касанье,
и завяжется связь с семизначными небесами,
где просторная правда в ковшике влаги живёт.
Муза
Жених у нашей Музы – майский жук,
и отношенья их давно известны.
А ну, клади зелёную вожжу
на грудь своей заплаканной невесты!
Перепояшь алтайскою тайгой
широкое бедро и поясницу,
чтоб снился Музе Чингисхан рябой
и плов узбекский, и московский шницель.
Вредны учёбе мёд и пирожки.
О, Муза! О, прочитанные вести!
Колонны лиц, воздушные прыжки,
чтоб за версту понравиться невесте.
Заговорил хитиновый мотор,
раздулся плащ зелёный по-гусарски,
и строчке не препятствует никто
украсть у Музы облака и сказки.
Звук глубинный, ещё голубиный...
* * *
Звук глубинный, ещё голубиный,
в кулуарах рождающий шёпот,
не похожий ничем на былину,
не упёртый в рутину и опыт,
я сегодня машу «Уралмашем»,
всей Сибирью, лесной и медвежьей,
твоему озорному бесстрашью
видеть Китеж в грязи непроезжей.
Я сегодня машу твоим птицам,
Аввакуму в огне, как в повозке,
и вхождению солнечной спицы
в изумрудную мякоть берёзки;
твоему первозданному зову,
над Азовом гремевшему пушкой,
присягаю я снова и снова
чернокнижной строкой непослушной.
Зорко глядящих в печные подзорные трубы...
* * *
Тот ли узор вышивают беспечные птицы
в небе, свободном от грустных осенних дождей?
Крестики-нолики, солнца холодные спицы –
вот и рисунок, запомни его на сто дней
зимних, суровых, но вовсе, мой друже, не грубых,
грабли забывших, зато посреди тишины
зорко глядящих в печные подзорные трубы –
спят или бодрствуют те, кому крылья даны?
Ибо распахи-кресты и небес вышиванье,
сальто, круженье души среди зимнего дня
схожи с любовью, а ей не подыщешь названье –
крепче вай-фая и ярче ночного огня!
… Зона молчанья. На окнах белеют узоры,
но приглядишься – пульсирует дым из трубы…
Скрипнет душа половицей, снежком у забора…
Крестики-нолики нашей с тобою судьбы.
Лечение гриппа музыкой
Скажу «Непал», ты скажешь «неба пыл»,
скажу «диван», ты скажешь «непогода».