Получалась какая-то чушь.
"Нестыковок более чем надо. На полковника Иваницкого, непосредственного шефа Борщева, никаких порочащих его документов нет.
Проверка ничего не дала. Трехкомнатная квартира прямо на полигоне в военном городке, жена бухгалтер в автокомбинате. А вот подполковник Борщев на сегодняшний день холост, с женой развелся сразу же после возвращения из Германии. Развелся тихо, без скандалов. Оставил ей квартиру и старую «Волгу». Естественно, будучи подполковником, служа в Германии, на «Волгу» заработать смог.
Хотя и эта деталь вызывает подозрения – в смысле, что жене все оставил, себе ничего не взял".
Но чтобы такие деньги…
Полковник Бахрушин уже давным-давно привык к суммам со многими нулями, привык к астрономическим цифрам, которые сопровождали торговлю оружием. Но это были суммы, которые Росвооружение запрашивало за свой товар или суммы, которые просили покупатели. Но чтобы такие деньги были на руках у одного человека – у кадрового военного, у обездоленного офицера, как сейчас пишут во всех газетах, бесквартирного. Хотя служебная квартира у Борщева все-таки имелась нее в том же военном городке, в соседнем подъезде с шефом. , «Да, тут много получилось странного. Надо будет сделать вот что», – решил про себя полковник ГРУ Леонид Васильевич Бахрушин.
И, подойдя к селектору рядом с письменным столом, глубоко вдавил красную кнопку, вызывая одного из своих подчиненных. Из динамика тут же раздался спокойный уверенный голое:
– Слушаю, Леонид Васильевич.
– Зайди-ка ко мне поскорее. Есть разговор.
– Прямо сейчас? – послышался немного искаженный динамиком голос.
– Можешь и криво. Но через шестьдесят секунд ты должен стоять на моем ковре.
– Шнурки погладить, Леонид Васильевич? – вольности начальника передавались и подчиненным.
– Я тебя сейчас так поглажу, что ты надолго запомнишь, – дружелюбно проворковал Бахрушин, отключая связь.
Сам он уселся за стол, вытряхнул из пепельницы два окурка и блестящий шарик, протер ее мягкой салфеткой, поставил на стол и позволил себе закурить третью за этот день сигарету, понимая, что она далеко не последняя. Бумаги, лежащие на столе, он перевернул лицевой стороной вниз. Из-под стекла на Леонида Васильевича с лукавой улыбкой смотрел мальчишка в пионерском галстуке и в несуразно большой пилотке. Это был его сын, и улыбка предназначалась отцу. Ведь именно тот держал в руках фотоаппарат и он же сам печатал фотографию.
Бахрушин подмигнул сыну, словно ожидая, что тот ответит ему тем же с расстояния в двадцать лет.
Ровно через шестьдесят секунд – Бахрушин это засек – в его кабинете появился молодой подтянутый майор и стал на середину ковра, предусмотрительно не наступая на протоптанную дорожку, зная привычку своего шефа двигаться одним и тем же маршрутом, маячить перед глазами, время от времени останавливаться и замирать, как вкопанный, и смотреть на своего подчиненного снизу вверх. При низком росте полковника смотреть на подчиненных по-другому и не получалось.
Люди в ГРУ служили конечно же не такие, как в десантно-штурмовом батальоне или в спецназе, но тоже не маленькие.
Майор Кудин стоял, полковник молчал.
– Значит, так, – наконец-то проронил первую фразу Леонид Васильевич и принялся разминать сигарету.
Майор дернулся, извлек из кармана зажигалку и поднес огонь к сигарете своего шефа.
Бахрушину это понравилось, но он, тем не менее, съязвил. Съязвил, скорее, по привычке, чем со зла.
– Может, мне оставить тебя здесь в кабинете, а? Будешь огонек подносить, сапоги чистить. А когда жарко – станешь журналом «Огонек» махать. Только не новым, маленьким, а старым, как при Владимире Коротиче. Ты же любишь читать «Огонек»?
– Так точно, – краснея, сказал майор Кудин. Ведь перед тем, как его позвал Бахрушин, он был занят чтением «Огонька».
«И откуда этот старый черт все знает? Будто у него не селектор, а телекамера!»
Вообще все в управлении, все, кто подчинялся полковнику Бахрушину, прекрасно знали, что тому о них известно намного больше, чем они хотели бы. Но самое интересное заключалось в том, что никто не знал откуда полковник Бахрушин получает информацию.
Причем настолько интимного характера, что рассказать ему об этом никто не мог. Но тем не менее, дело обстояло именно так. Полковник о своих подчиненных знал если не все, то очень многое. Например, проходя по коридору и столкнувшись с кем-нибудь, он абсолютно спокойно, глядя снизу вверх и крутя собеседнику пуговицу пиджака, мог поинтересоваться:
– Ну как, прошла свинка у твоего мальчика?
От подобной осведомленности подчиненный столбенел и становился немного ниже ростом.
О том, что у ребенка свинка, знал он сам, его жена и врач. А откуда это становилось известным Бахрушину, оставалось загадкой за семью печатями. Правда, подобные загадки время от времени Бахрушин раскрывал и делал это так, как фокусник раскрывает секрет загадочного фокуса.
Кстати, о том подчиненном, сын которого болел свинкой. Полковник Бахрушин просто-напросто увидел рецепт на его столе, зайдя в его кабинет. А поскольку он знал латынь и неплохо разбирался в фармакологии, то сделал вывод, что у его ребенка свинка.
Сразу он об этом не сказал, приберег на будущее. А затем на следующий день, столкнувшись утром со своим невыспавшимся, измученным ночным бдением сотрудником, брал его врасплох.
– Откуда вы это знаете, товарищ полковник? – глядя широко открытыми глазами на шефа, спрашивал обескураженный офицер.
– Мы же в разведке работаем, а не на лесопилке, – приговаривал Бахрушин, – вот сам и догадайся. День тебе на размышления.
Офицер вертел головой, словно у его уха вилась злая пчела.
– Не могу, Леонид Васильевич, у меня это не укладывается в голове.
– А ты подумай.
Проходило два дня. Сотрудник не мог заниматься никакими делами. Он уже рассказал всем своим сослуживцам, узнал у жены, не звонила ли та на службу. По всему выходило, что информацию шеф получил прямо-таки из космоса.
Наконец офицер не выдерживал и с мольбой в глазах, дрожащим голосом начинал выпытывать правду у своего догадливого шефа, рассказывая, что сын поправляется, что, опухоль спала.
– Чего же ты тогда такой замученный? – язвил полковник и, махнув рукой, объяснял. – Ты, Василий, оставил у себя на столе одну маленькую бумажку, документик. Я, проходя по кабинету, быстро ее прочел, хоть и лежала она вверх ногами. А затем подумал, сопоставил и сделал вывод.
– Какую бумажку вы видели?
– Какую, какую… Маленькую, с печатью врача, рецептик называется.
– Рецептик? – офицер начинал мямлить.
Офицер уже и сам забыл о выпитом сыном лекарстве, о мази для компрессов.
– Рецепт называется. Он лежал у тебя на столе, я прочел, вот отсюда мне и стало известно.
Подчиненный с облегчением вздыхал:
– Ну вы и даете, Леонид Васильевич!
Но тут же, не давая опоминаться, Бахрушин осаживал своего офицера:
– А еще я тебе хочу сказать…
Офицер напрягался, и Бахрушин говорил, глядя ему в глаза:
– Успокойся – СПИДа и сифилиса у тебя, Василий, нет. А вот твоя жена беременна.
Офицер был готов провалиться сквозь землю. Ведь он сам только вчера узнал от жены эту новость, а откуда это стало известно Бахрушину понять было невозможно.
Подобным способом Бахрушин шутил не только со своими подчиненными, но и со своими генералами. Те краснели, бледнели, а Бахрушин, опустив голову, лишь ехидно ухмылялся и протирал стекла своих очков.
А с беременностью было еще проще. Напрягать глаза и читать рецепт, лежащий вверх ногами, не приходилось. Четыре дня назад, когда Бахрушин был приглашен на один из маленьких банкетов, он увидел, что жена сотрудника, в отличие от всех приглашенных, совсем не пила спиртное, подменяя водку минеральной водой. Этого для полковника было достаточно, чтобы внимательно присмотреться к молодой симпатичной женщине.