По истребителям один один! Не зря асы люфтваффе даже в 1941-м, пересев на «Эмили» и «Фридрихи» с пулеметно-пушечным вооружением, все равно старались избежать столкновений с морально устаревшими И-16 на горизонталях…
Впрочем, точку в воздушном бою поставили именно польские зенитчики — сосредоточив огонь батареи на ведущем «юнкерсе», они добились точного попадания. Самолёт взорвался в воздухе с ужасающим грохотом, буквально исчезнув в ослепительно-яркой вспышке — очевидно, рванула ещё не использованные полусотки… Итак поредевшая эскадрилья вынужденно сломала строй, уходя от обломков самолёта — и летящих в лицо очередей зенитных автоматов, оказавшихся столь опасными! Нет, уцелевшие бомберы не стали испытывать судьбу в неожиданно напряжённой, жёсткой схватке — они развернулись на север вместе с уцелевшим «худым» прикрытия.
Потянула на восток и пара «ишачков», один из которых оставляет за собой стойкий дымный след… А я наконец-то опустил командирский бинокль, возбуждено вскричав:
— Вот это и есть образцовый пример советско-польского военного сотрудничества! Именно сейчас, вместе, мы сумели дать врагу крепкий отпор. Но сумеем куда больше, если станем помогать друг другу и впредь!
Майор-переводчик, не посмевший бросить меня и спуститься в бомбоубежище (хваленый польский гонор!), явно перетрухнул во время бомбежки, подрастеряв дворянский лоск. На мои слова он ответил осторожным кивком — впрочем, его мнение на переговорах определяющим не является, а старшие офицеры, увы, вряд ли видели ход драматичной воздушной схватки… От переводчика меня оторвал начштаба — полковник Дубянский, Василий Павлович (ознакомившись с журналом боевых действий, я более-менее разобрался с опознаванием подчинённых):
— Комроты-один и три вышли на связь.
— Докладывай!
Однако начштаба аккуратно взял меня под локоть и мягко отвёл в сторону от навострившего уши переводчика — после чего негромко заговорил:
— Танкисты Кругликова ворвались на вокзал на полном ходу, успев схватиться с немцами до бомбежки.
Я согласно кивнул — собственно, именно это указание и было озвучено перед броском на город.
— Три машины немецкие «колотушки» сожгли в первые минуты боя — пока артиллеристов не выбили. Ещё два танка, включая комроты, сильно повреждены… Также сгорел на подступах танк Вороткова — соответственно, в первой роте четыре «бэтэшки» утеряны безвозвратно. Три требуют заводского ремонта.
Я вроде бы услышал про два поврежденных танка…
— А третья?
— Во взводе Архангельского, наступавшего по соседней дороге, один из танков зацепил мину задним колесом. Крепко повредило ходовую, но пушка исправна и экипаж цел.
— Понял… Потери кавалеристов?
Начштаба тяжело выдохнул:
— Три четверти десанта, взятого танкистами на броню. Но вокзал защищал полнокровный батальон немецкой пехоты… Если бы не уцелевшие танки и огонь трех сводных стрелково-пулеметных команд, поднявшихся на колокольни костелов, германцев вообще не смогли бы выбить. Но Шарабурко за своих кавалеристов, конечно, шкуру с нас спустит… И это ещё не все потери.
Теперь настал мой черёд тяжко вздохнуть:
— Что там комроты-один?
— Михайлов пытался замаскировать, спрятать танки на улицах — но основной бомбовый удар пришёлся именно на его роту. Четыре танка накрылись с экипажами, столько же машин требуют срочного ремонта. Маслопроводы перебиты, гусеницы осколками сорвало, экипажи ударной волной контузило… Страшное там творилось, Пётр Семёнович, страшное! Приданные Михайлову кавалеристы выбыли наполовину убитыми и ранеными… И это ещё хорошо, что зенитчики на себя бомберы перенацелили, а наши «соколы» немцам разгуляться не дали. Иначе накрылись бы все… Бойцы ведь неопытные, во время бомбежки пытались бежать — так их осколками-то и побило!
Мне осталось лишь согласно кивнуть, с горечью в душе осознавая, что все потери первой и третьей рот — на моей совести. Однако горечь моя с примесью мрачного удовлетворения — это вам не случайное столкновение, что ещё можно было выдать за ошибку артиллеристов или летунов. Полноценный бой с большими потерями с обеих сторон! Такое уже не замнешь… Кстати, о потерях:
— Сколько немцев на вокзале осталось?
— Чуть больше сотни убитых и тяжелораненых, не сумевших отступить. А также вся их противотанковая артиллерия, три бронетранспортера и четыре автомашины — последние уже во время эвакуации. Две пушки, правда, могут ещё стрелять — но только через ствол, панорамы разбиты… Уцелевшие фрицы сумели отступить в сторону высоты 374.