Башнер Малютина первым заметил ее в раскрытый люк:
— Красная, командир!
Мгновение промедлив, мамлей зло крикнул:
— Вперед!
Красная — это сигнал атаки для всех, и танкистов, и польских солдат. Однако в изначальном плане вперед должна была пойти группа танков с десантом на броне — прорваться к гаубичной батарее и порубить там все живое из спаренных пулеметов, фугасами и осколочными гранатами. Перед подачей же красной ракеты танки из группы прикрытия должны были взять на броню кавалерийский десант…
Комбат, однако, изменил план. Акименко прикинул, что потеряет больше танков, когда на редкую цепочку «бэтэшек» обрушатся гаубичные снаряды — чем даже в лобовой атаке на высоту с неподавленными ПТО! В конце концов, большую часть немецких «колотушек» успели засечь и подавить за первые два выстрела — все-таки к прицелам встали лучшие наводчики… А оставшиеся орудия танкисты все одно расстреляют — хотя бы и за счет большего числа «бэтэшек».
Зато при подъеме по склону фрицы не смогут задействовать гаубицы — по крайней мере, по «разведчикам» тяжелые орудия ни разу не ударили…
Комбат рассчитал все верно — гаубичный снаряд взорвался недалеко от стоянки Малютина, когда «бэтэшка» мамлея уже двинулась вперед. Но и теперь ударная волна с такой силой толкнула машину в корму, что её аж подбросило — мощный толчок свалил и командира, и заряжающего… Да и по броне градом хлестнули как комья земли, так и осколки! Экипажу Ильи крупно повезло, что большая часть их потеряла силу и срикошетила от установленной под наклоном брони.
Но повезло так не всем — одна из «бэтэшек» получила серьезное повреждение ходовой, крупный осколок гаубичного снаряда порвал гусеницу. А неподвижный танк — мертвый танк… Только приказ комбрига, предписывающий покидать подбитые машины, сохранил экипажу жизнь. Десяток другой секунд спустя второй снаряд гаубицы добил бэтэшку, исчезнувшую в болезненно-яркой вспышки пламени… Хуже того, сильный взрыв заставил польскую пехоту испуганно завлечь. И только наследная гордость польских офицеров заставила их поднять подчиненных и упрямо погнать вперед.
Не хотелось панам пасовать перед коммуняками…
— Если увидишь бугорки сырой земли — или наоборот, осевшие участки почвы с пожелтевшей травой, то объезжай их! Там мины!
— Есть!
Мехвод ответил Малютину уже без прежнего нарочитого выпендрежа, звенящим от напряжения голосом. Да и у самого мамлея сердце бешено колотиться в груди; на участке его подъема ни одна из пушек не засветилась. И теперь Илья напряженно ждал, когда впереди сверкнёт вспышка пламени — а в машину с маху ударит бронебойная болванка! В утреннем бою удары болванок по броне младший лейтенант ощущал, словно удары по своему телу, чуял их буквально нутром…
Однако большую часть подъема экипаж миновал благополучно — впрочем, что значат пара минут жизни, когда напряженно ожидаешь вражеского выстрела или мины под гусеницами⁈ К тому же Малютин быстро нашел объяснение «молчанию» фрицев — подпускают поближе, как и машины «смертников»… Но Илья был прав лишь отчасти — группа прикрытия с ходу выбила половину германских ПТО, проявивших себя огнем по танкам разведки. И теперь оставшиеся три пушки действительно молчали, подпуская «бэтэшки». Зато вели огонь немецкие гаубицы!
Правда, несмотря на приказ полковника выкатить их на прямую наводку, с учетом оборудования капониров на высоте, гаубицам уже не хватало отрицательного угла доводи — накрыть прущие вверх по склону советские танки. Зато цепочка разрывов накрыла польскую пехоту, заставив залечь добрую половину сводного батальона погранцов.
Кроме того, у фрицев остался еще один козырь в рукаве — автоматические зенитные пушки…
Последние открыли огонь, как и уцелевшие «колотушки» — за триста метров. На этой дистанции бронепробиваемость германских зениток составляет двадцать миллиметров… Так что удара не выдержала даже лобовая броня двух попавших под трассирующие очереди «бэтэшек».
Илье вновь повезло, его танк двигался чуть в стороне от ближней зенитки, подбившей мгновенно загоревшийся слева танк. Но вечно везти не может — фрицы уже начали спешно разворачивать и перезаряжать автоматическое орудие…